ГОРЭМ МАНСОН ВТОРОЕ АМЕРИКАНСКОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ

Орейджу исполнилось пятьдесят один в эту февральскую ночь 1924 года. Он не выглядел человеком среднего возраста. Никакого намека на седину в темных волосах, слегка поредевших возле пробора слева… Его тело было крепким и сильным после года тяжелой физической работы в Институте, все еще с легкой манерой держаться. «Он выглядел точно так, как вы ожидаете от человека, который говорит хорошо», – писал Холбрук Джексон об Орейдже в годы, когда они были коллегами в Leeds Art Club; это был способ выразить то, что интеллигентность была ключевой нотой его облика.

 

Через несколько минут после того, как мы встретили Орейджа на тротуаре, мы услышали его «хорошую речь» со сцены Neighborhood Playhouse. Он давал своего рода введение к демонстрациям «различных движений человеческого тела, взятых из искусства Древнего Востока – образцы сакральной гимнастики, сакральных танцев и религиозных церемоний, сохраненных в определенных храмах Туркестана, Тибета, Афганистана, Кафиристана, Читраля и других мест». Он объявил, что господин Гурджиев, основатель Института гармонического развития человека, смог доказать, что на Востоке определенные танцы не потеряли глубокого религиозного и научного значения, которое они имели в далеком прошлом.

 

В этой вступительной лекции… Орейдж говорил о «новом качестве концентрации и внимания и о новом направлении разума», которые достигаются через упражнения. Он сказал:

 

«На Востоке танцы до сих пор имеют несколько иное значение, чем то, которое мы придаем им на Западе. В древние времена танцы были ответвлением реального искусства и служили целям высшего знания и религии. Человек, который специализировался на предмете, передавал свое знание через произведения искусства, в частности танцы, как мы передаем знание через книги. Среди ранних христиан танцы в храмах были важной частью ритуала. Древние сакральные танцы – не только средство для эстетического опыта, но и книга или манускрипт, как и в былые времена, содержащие различные частицы знания. Но это книга, которую не каждый сможет прочесть».

 

Как быстро мы убедились в истинности последнего высказывания! Два захода «обязательных упражнений», «Инициация жрицы», дервишские танцы, передвижение паломников, называемое «Измерение земли собственным ростом», народные танцы и танцы, отражающие род занятий, танец по эннеаграмме – все эти и многие другие танцы имели странное воздействие, которое можно описать как пробуждение. Композиция и детали были необычайно точными, и любой мог убедиться, что они были точным языком передачи знания. Но никто не мог прочесть его, только почувствовать; и чувства были потрясающими. Здесь было получено впечатление, произведенное искусством, которое разительно отличалось от всех прежних впечатлений от искусства, которые аудитория когда-либо получала. Это признавали многие в течение последующих недель, когда Гурджиев давал лекции и набирал класс Движений в Rosetta O’Neill Studio на Верхней Мэдисон Авеню.

 

Если нельзя сказать, что визит Гурджиева захватил Америку как шквал, можно сказать, что он поднял разговорный шквал в кругах интеллигенции. И этот шквал не был бурей в чашке чая, как часто бывало с событиями.

 

Орейдж и второй посланец прибыли в Нью-Йорк в декабре 1923 года, и Орейдж провел беседу в знаменитом книжном магазине Sunwise Turn в январе. Он рассказал, что Г.И. Гурджиев был членом общества, называемого «Искатели Истины», которое предприняло несколько экспедиций в Азию в 1895 году и позднее. Эти экспедиции исследовали древние документы и пытались найти сокрытые знания. Затем Гурджиев появился в России в 1913 году и готовился к открытию института. Революционный беспорядок, однако, расстроил его планы, и Гурджиев основал Институт гармонического развития человека в Фонтенбло-Авон в замке, который однажды послужил резиденцией мадам де Ментенон (вторая жена Людовика IV). Эффект, произведенный этой информацией, только усилил тайну личности Гурджиева.

 

Газеты шутили в сообщениях относительно демонстраций Гурджиева в Лесли Холле, Neighborhood Playhouse, Карнеги-Холле; но мнение прессы было компенсировано серьезной статьей «Лесные философы» С.Э. Бекофера Робертса в журнале Century. Визит Гурджиева, однако, был не столько сенсацией в прессе, сколько в разговорах, в которых подогревалось как неприятие, так и любопытство. Всю ту весну и в летние месяцы вопрос о Гурджиеве – новом Пифагоре или шарлатане? – был самой обсуждаемой темой в кругах интеллигенции.

 

Толпы, пришедшие на представления Гурджиева и несколько избранников, присоединившихся к классу Движений, который проходил каждый вечер вRosetta O’Neill Studio, никак не выглядели людьми, посещающими лекции по теософии или готовыми пригласить высокочтимых свами. Скорее, там были люди, которых можно было увидеть на открытии сезона в O’Neill или на премьере Общества независимых артистов или на концерте Лиги композиторов. Я не знаю лучшего слова для их описания, чем интеллигенция, – слово, которое утратило свою популярность, но все еще применимо для описания публики, которая в 1924-м читала Dial и the New Republic и «Ярмарку тщеславия», слушала Стравинского и Шёнберга, любовалась Пикассо и Матиссом, обсуждала психоанализ и прогрессивное образование Джона Дьюи и склонялась к социализму. Некоторые из нас слышали об Орейдже, и репутация Орейджа безусловно была решающим фактором в привлечении интеллигенции на гурджиевские встречи…

 

Я не должен создавать впечатление, что Орейдж играл центральную роль в поездках учеников Гурджиева. Неоспоримо триумфальной в поездках была программа Древних танцев и Движений. Люди, которые не применяли идеи Гурджиева, избегали критиковать танцы. Они говорили, что эти танцы были странными и удивительными. И они действительно давали уникальный и глубокий опыт. В Америке никогда не было ничего подобного.

 

Бездумно мы считали себя наследниками веков, но в истории человека были провалы, упадки и разрывы; и мы унаследовали только фрагменты забытого знания. Древние танцы, собранные Гурджиевым, ликвидировали разрывы в долгой истории народа и воздействовали на нас через века. Здесь впервые американцы увидели древнее объективное искусство танца.

 

Орейдж был поручителем идей гурджиевской системы. Люди, которые обычно отрицали оккультизм и эзотерику, не решались упустить исследование системы идей, которая имела приверженца в лице скептического Орейджа. «В этом, должно быть, что-то есть, – говорили они, – если Орейдж бросил работу в журнале и уехал в Фонтенбло».

 

(из книги Oriental Suite)

Back To Top