Г.И.ГУРДЖИЕВ. ДВЕ РЕКИ

This text is an extraction from Beelzebub Tales “The Additon”

Что [может быть] ужаснее смерти? Что бы было если бы он [человек] действительно представил себе этот ужас, свою действительную смерть? Можете ли Вы представить себе его ужас? Свой нельзя представить даже при желании, но чужой можно.

Кроме этого ужаса смерти есть масса других ужасов действительности, которые [люди] не осознают и не [могут] видеть. Если бы люди их осознавали, то, пожалуй, с ужаса все бы повесились. Но никто этого не видит.

Почему? Может быть кто-нибудь скажет, что это воля наша защищает нас от видения ужасов? Но тогда почему она не защищает нас от маленьких страхов?

Представьте себе, что Вы вернетесь домой, разденетесь, ляжете в постель и в момент, когда Вы закрываетесь одеялом что-то выскакивает из-под подушки, пробегает по Вашему телу и прячется в складках одеяла. Вы откладываете одеяло, поджимая под себя ноги и видите мышь! Представьте себе эту картину и от одной мысли об этом у Вас дрожь пробежит по [всему] телу. Но что тут такого страшного: домашняя мышь, самый безопасный зверь!

Вы не чувствуете ужаса перед неизбежной смертью, но боитесь мыши, боитесь тысячи мелочей, которые еще только могут случиться. Те ужасы, от которых не повесишься, [природой] допускаются, как безобидные для вашего существования, постольку поскольку они необходимы, чтобы иметь переживания радости и горя. И без них не могло бы быть переживаний, из которых состоит наша жизнь…

Но вот, если узнать и хотя бы в голове помнить, что через месяц умрешь! Ровно через месяц. Что тогда останется из того, что составляет наш день? Все что имеешь, потеряет свое значение и все сделается ни к чему. И газета за утренним кофе и вежливый поклон соседу на лестнице, и служба, и вещи, и театр вечером, и отдых, и сон — к чему все это? 

Ну, а если смерть должна прийти даже через год, через два? И то все это не будет иметь того смысла, который в них обычно вкладывали. Невольно спрашивается: если так, то к чему, зачем тогда жить? 

…[В жизни два направления, жизнь — это две реки]. Все живущие на земле подразделяются на два течения – одни текут по одному [руслу] течению, другие по-другому.

Одни подчинены и имеют в себе одни законы, другие — другие. Те и другие законы, постоянно то сталкиваясь, то перекрещиваясь, [то] идут рядом, никогда не смешиваясь, одни других поддерживая, одни для других необходимые. Так всегда было, так всегда будет. 

Теперь если взять жизнь массы, то их жизнь в совокупности всех вместе подобна [одной из двух рек] первой реке, в которой каждая жизнь как отдельного человека, так и всякого живущего, представляет каплю этой реки. Из всех этих отдельных капель и состоит эта общая река, которая в свою очередь является одним звеном космической цепи. 

Вся река для чего-то нужна, служит специальной цели. Все течение этой реки происходит согласно общим космическим законам, по определенному направлению. Все ее повороты, все ее изгибы, все ее изменения имеют определенное назначение. Для этого назначения каждая капля играет постольку роль, поскольку она является частицей общей большой реки.

[Но каждая капля что-нибудь делает. Только творчество ее чисто механическое. Закон и здесь действует как везде, но этот закон вне капли. Одна капля не может творить, она только часть – все проявления не для нее].

Но   на  отдельные   капли   закон   реки   не   простирается.   Перемещение капель,   их   направление   и   движение   носит   совершенно   случайный характер.

Сейчас   капля   здесь,   через   минуту  там;  то  она  на  поверхности,  то опускается вниз. Случайно она поднимается, также случайно сталкивается с другой, опускается; то течет быстро, то медленно. Хорошо ей или плохо — зависит от того, куда она попадет. Для нее нет отдельного закона, личной судьбы; судьба есть только у всей реки, общая для всех капель.

Личное горе и радость, счастье и страдание, все в этом течении случайно. Но у каждой капли есть принципиальная возможность выйти из общего течения   и   перескочить   в   соседнюю,   вторую   реку.   Это   тоже   закон природы. Но для этого ей нужно уметь пользоваться инерцией всей реки, случайными толчками, чтобы попасть на поверхность и ближе к берегу, туда откуда легче перескочить. Нужно выбрать место и время. Нужно Воспользоваться ветром, течениями, бурей, если она случится. Тогда у ней есть шансы с брызгами подняться вверх и перескочить в соседнюю реку. 

Попав туда, с этого момента она уже в другой жизни и, следовательно подчиняется уже другим законам. В той реке есть законы для отдельных капель, есть закон очереди. Попадает ли капля наверх или погружается вниз  — не случайно,   а   в  силу  известного  закона.   Закон  этот тоже механический, как и в первой реке: попав на поверхность, капля тяжелеет и опускается.

В глубине она теряет в весе и идет вверх. Плыть по поверхности для нее добро, находиться в глубине — зло. И тут многое зависит от умения и от усилия. В этой реке разные струи; надо попасть в нужную струю, плыть поверху возможно дольше, чтобы подготовив себя, приобрести возможность попасть в другое русло и т.д.

И вот мы находимся в первой реке. Пока мы в пассивном течении она нас загоняет куда попало и пока мы будем пассивны, мы будем болтаться и подвергаться всяким случайностям. Мы рабы этих случайностей.

И в то же время нам природой дано разрешение мочь выйти из этого рабства. И вот когда говорят об освобождении, речь идет именно о том, чтобы перескочить в другую реку. Но конечно не так просто: захотел перескочить и перескочил.     Необходимо    долгое    подготовление, необходимо сильное желание.

Для этого нужно совершенное отречение от всех благ, находящихся в первой реке. Для этого нужно умереть для этой реки. Вот об этой смерти и говорится во всех религиях.

«Если не умрешь, не воскреснешь». Это говорится не про настоящую телесную смерть: для той смерти нет надобности воскресать. Если есть душа, да еще бессмертная, то она может обойтись без этого [воскресшего] тела, потеря которого называется смертью. И не потому нужно воскресение, чтобы явится к Господу Богу на Страшный Суд, как нас учат современные отцы церкви. Нет, [даже Исус] Христос и все другие говорили о смерти, которая может быть еще в жизни, о смерти тирана, от которого происходит наше рабство и единственно от которой зависит первое [и] главное освобождение человека.

То, что я сейчас скажу, на первый взгляд может показаться Вам бредом  сумасшедшего и может для некоторых таким и останется. Тем не менее я скажу. И в то же время я, по моим понятиям, считаю большим грехом говорить об этом. Если я чем-нибудь грешил против природы, то моим главным грехом будет считаться то, о чем я говорю сейчас.

Все   войны,   все   споры,   все   недоразумения,   все   несчастья,   всякие переживания, которые кажутся ужасными, по прошествии их оказываются, как мы можем видеть, не стоившими ломаного гроша, в том смысле что из мухи получился слон, а теперь из слона получилась муха.

Причина этого — все то же свойство в человеке отражать действительность шиворот навыворот. Во время таких событий все бывают рабами, все находятся под общим гипнозом. Где же тогда приписываемое человеку достоинство, где же тогда человек с его свободной волей. Так всегда было и будет с массами, потому что если не будет рабов, не будет и господ и не будет жизни. И в то же время для отдельных лиц дана возможность выйти из-под этого массового гипноза.

Люди настолько не сознают этот массовый гипноз, что тот, кто более или менее свободен от него — для них существо низшего порядка. Например, то что считается храбростью на войне, в действительности – проявление   того  же   гипноза. 

Если у человека отнять иллюзии, все то, что не позволяет ему видеть истинную действительность: эти его интересы, эти волнения, ожидания, надежды, то вместе с ними пропадут все стремления, все станет пусто, остановятся все импульсы психики, останется пустое место, пустое тело, живущее физиологически. 

Это — смерть «я», смерть всего,  из чего состоял, уничтожение всего ложного, собранного по незнанию и по неопытности. Все это останется в нем только как материал, но не как он сам. 

Тогда только можно, если хватит сил, начать собирать новый материал, уже по выбору. Тогда человек берет сам, а не так как раньше, когда в него клали, что хотели.

Это трудно. Впрочем, это слово не подходит. Слово «невозможно» тоже не годится, потому что в принципе это возможно. Но это в тысячи раз труднее, чем из ничего честным трудом стать миллиардером.

Back To Top