КАК СЛУШАТЬ МУЗЫКУ ГУРДЖИЕВА/ДЕ ГАРТМАНА

(Cледующие заметки были написаны для Gurdjieff International Review старшим членом Гурджиевского общества в Лондоне).

Вот уже прошло более сорока лет, как я впервые услышал музыку Гурджиева и де Гартмана. Кто-то проиграл мне пьесу с кассеты, и, несмотря на то, что я не имел представления, что это был за отрывок, воспоминания об этом моменте в высшей степени отчетливы. Сначала я был лишь немного заинтересован ею, но затем в определенный момент случилось нечто неожиданное. Было впечатление, что чувства были затронуты так, как никогда до этого. Но это длилось несколько секунд, затем я обнаружил себя слушающим с поверхностным интересом и даже некоторой скукой.

В течение нескольких последующих лет я прослушал бóльшую часть музыки на кассетах, в записях, сыгранную вживую, и также, запинаясь, играл ее сам на фортепиано. Первоначальное ощущение контраста подтвердилось множество раз. Часто я пренебрегал этим, а затем совершенно неожиданно происходил внутренний поворот, который, несмотря на мою страсть к музыке в целом, я никогда не мог предвидеть. Было ясно, что эти моменты ничего не могли изменить в моей банальной эмоциональной реакции. Довольно скоро я пришел к наслаждению музыкой просто как музыкой, но то другое звучание приходило само по себе издалека, иногда едва слышимо, но которое свидетельствовало о новом мире.

Но этот мир был странно перемешан с чем-то знакомым. Я помню, как, слушая один отрывок, я сказал себе: «А, да, этот самый отрывок. Позвольте, как же он называется?». У меня была хорошая память на музыку, и я был весьма расстроен, что не смог вспомнить название того, что я так хорошо знал. Спустя какое-то время я осознал, что в действительности  никогда не слышал да и не мог слышать этот отрывок прежде.

Впрочем, контраст впечатлений был вполне независим от того, был ли отрывок мне знаком. Однажды я играл один из гимнов, который знал очень хорошо. Как часто случалось, я почувствовал некоторую внутреннюю эмоциональную опустошенность. В середине пьесы без всякого намерения с моей стороны каждая нота начала резонировать во мне. Закончив играть через 3-4 минуты, я был крайне озадачен. Я вижу это так, как если бы я прожил шесть месяцев интенсивного и весьма разнообразного опыта.

Я не мог удержаться от попыток своего ума придать всему этому некоторый смысл. Мне становилось все более и более очевидно, что за моей обычной эмоциональной реакцией лежит скрытый мир ощущений, которые были вполне независимы от приятия или неприятия красоты или уродства. Они говорили о чем-то главном, но отделенном от меня, о том, что было. Контраст был похож на мой отклик в отношении природы. Я помню, как однажды любовался какой-то «красивой» сельской местностью, говоря себе с большим чувством наслаждения, как она красива, и вдруг увидел, каково все было в реальности. Реальность не имела ничего общего с красотой, она была даже жесткой и безжалостной, но была настолько обширнее, богаче и живее красоты, которой я был захвачен, что вместе с удивлением я почувствовал отвращение к тривиальности момента моего энтузиазма.

Стало очевидным, что способность музыки сказать то, что она должна сказать, зависит и от того, как слушают, и от того, что слушают. В некотором отношении я всегда знал это. С каких-то пор я отдавал себе отчет в бесконечных внутренних комментариях, непрерывно сопровождающих мое слушание, комментариях и ума, и напряжений физического тела, которые ввергались в тишину только в определенные, особенные моменты. Но с этой музыкой контраст был намного более четким. Одно из заглавий, данных коллекциям этой музыки, было «Путешествие в недосягаемые места», и казалось, нет лучшего описания для странного внутреннего путешествия, к которому меня призывали, когда я стану к нему способен. В такие моменты было ощущение полного «созвучия» между вибрациями звука, мимолетным феноменом в бренном мире и резонансом мира, который всегда существовал.

Музыка очень разнообразна – от народных песен до сакральных гимнов, и реакцию вызывает также различную, иногда говоря о страдании и радости человеческой жизни, иногда вызывая странную и довольно незнакомую окраску чувств, а иногда, в частности для меня, как будто передавая определенное знание, сокрытое от моих банальных мыслей. Но что я услышу завтра? Не представляю. Если бы это зависело только от музыки! Но это также зависит и от меня.

Статья из журнала Gurdjieff International Review (Summer 1999 Issue, Vol. II No. 4)

Back To Top