КИТ БАЗЗЕЛ «СОВЕРШЕННО НОВЫЕ ПРИНЦИПЫ»

«СОВЕРШЕННО НОВЫЕ ПРИНЦИПЫ» [1]

(глава I из книги «Исследование активной ментации»)

Насколько революционным было учение Гурджиева? Является ли его учение подходящим и обоснованным для современного человека?

Сотнями внешних характеристик отличается наш мир от мира, частью которого был Гурджиев в 1940-х, и именно: Интернетом, телевидением, неисчислимыми войнами, безумием, творящимся в городах, фанатичными приверженцами противоположных взглядов, кризисом образования, заботой о здоровье и окружающей среде. Для пожилых людей будет сложно, а для всех, кто младше 50-ти – практически невозможно представить мир без путешествий на реактивных самолетах, межконтинентальных баллистических ракет, ядерной энергии, кредитных карт, сотовых телефонов, 7 миллиардов людей на планете, быстро растущей компьютеризации всего и наличия более 200 миллионов полноцветных, мгновенно включающихся многоканальных телевизоров. В настоящее время люди ждут немедленного удовлетворения; от мгновенного путешествия и моментальных коммуникаций до мгновенного развлечения и обещаний мгновенного просветления. Одним из результатов этого технологического развития является то, что мы суъьективно переживаем время так, как если бы оно значительно ускорилось; и в результате мы могли бы соответственно спросить, является ли учение Гурджиева резонирующим с этим веком мгновенных эффектов.

Своевременность

Вопрос о своевременности Гурджиева поднимался как многими участниками Работы, так и молодыми людьми, искренне ищущими прочное надежное основание в своем духовном поиске. В конце концов, многие учителя и духовные лидеры появились уже после смерти Гурджиева. Каждая из Великих Традиций имеет своих представителей во всем мире, которые произносят речи, организуют группы и руководят ими. От тибетского тантрического буддизма, индийской йоги и средневосточного суфизма до местных шаманов, восточных ортодоксальных эзотериков и изобилия нью-эйджевских духовных лидеров и апологетов, молодые и пожилые люди стали свидетелями феномена, который никогда до этого не случался. Это выглядит так, как если бы лидеры всех Великих Традиций, распознав огромную опасность, стоящую сегодня перед человечеством, сочли необходимым встретить эту опасность, мобилизовав все имеющиеся ресурсы, независимо от того, считались ли традиционно некоторые практики и учения эзотерическими или нет.

При всем этом многогранном усилии, прилагаемом с разных сторон, в сочетании с обширными и растущими технологическими изменениями и научными достижениями последних пятидесяти лет, вопрос уместности и обоснованности учения, подобного учению Гурджиева, является вполне реальным.

Чтобы поднять этот вопрос с уважением к зарождению каждой из Великих Традиций, для начала необходимо спросить об уместности и обоснованности их самих. Часто говорилось о том, что каждое из изначальных учений вошло в жизнь человека в момент критического положения дел, каждое было предназначено для того, чтобы ответить на особую нужду в особое время и инициировать определенные возможности. Географические, исторические и культурные обстоятельства и существующие религиозные формы являлись изначальными определителями формы и процесса каждого нового духовного импульса и в то же время служили в качестве проводника для входа нового импульса и в качестве мощного ограничения или сопротивления их полному проникновению. Таким образом, с каждой из Великих Традиций мы легко можем отождествить первоначальные ритуалы, язык, обычаи и т.д., которые проникались новым импульсом (в форме новых учений, различных акцентов и трансформированных ритуалов и структур). Соответствие каждого нового импульса[2] было выверено его сбалансированным согласованием с 1) благом и истинностью старого импульса, который не был непоправимо изменен или ослаблен; 2) конкретными историческими, географическими или культурными обстоятельствами и с 3) новым посланием, или объемом истин и практик, введенных исключительно и уникально через новый духовный импульс.

Обоснованность

Суть обоснованности поднимает иной порядок вопросов, ибо этого должно быть достаточно, чтобы обеспечить зарождение традиции, которое может созревать внутри непредсказуемого, но полного надежд будущего. В этом процессе роста и созревания обоснованность частично измеряется инициированием энергии или силы. Эта сила должна быть достаточно мощной, чтобы стало возможным создание нового тела или проводника (существования нового импульса), и это новое тело, в свою очередь, само по себе будет достаточным, чтобы сохранить себя в неопределенном будущем. В противном случае (и Гурджиев говорит об этом виде неудачи как о довольно правомерном процессе с течением времени) его существование сведется к простой функции (или внешнему выражению), которая является кристаллизующим процессом, и результатом ее будут фиксированные формы, ритуалы и жесткие верования. В этот момент обоснованность нового импульса будет теряться, расходоваться, и лучшее, что останется, – это добрые традиции, автоматические привычки и «добрые обычаи для автоматического существования»[3], на которые Гурджиев часто ссылается. Эти добрые обычаи и т.д. формируют существенную часть стуктурной базы для следующего импульса.

Используя два критерия — целесообразности и особоснованности, можно оглянуться назад во времени на происхождение индуизма, буддизма, иудаизма, христианства и ислама[4] (насколько хорошо оно вообще известно) и легко распознать могущество и согласование каждого исторического обстоятельства, уникальные потребности того времени и духовную ситуацию прошлого. В потенции каждой религии, однако, также может быть распознана большая уязвимость во время ее зарождения. Каждый из этих импульсов подчеркнул и смоделировал приобретение таких потенциальных человеческих качеств, как великодушие, прощение, надежда, благодарность, любовь, терпение и сострадание. Однако формализм, иерархия и догма слишком быстро начали вторгаться в промежутки между этими действительно высшими потенциальными признаками, и произошел процесс кристаллизации, направленный на абсолют. Как только это произошло, спонтанность, внутренняя свобода и акцентирование на объективной личной ответственности и самосознании (которые были в основе большинства новых импульсов) подверглись редукции; спираль внутреннего окаменения срослась с ограниченностью и фиксированными верованиями. На протяжении веков каждая религия развилась до такой степени, что в настоящее время можно увидеть, что в любой гражданской войне, происходящей на нашей планете, в субъективной основе верований обоих противников лежали оставшиеся сгустки этих субъективных окаменелостей. Каждая из сторон утверждает, что она обладает неприкосновенными правами, каждая является особенной, по своему собственному определению, и у каждой на своей стороне присутствует свой собственный бог. Что характерно для этих конфликтов (и это самое жуткое), так это то, что они передаются нетронутыми от поколения к поколению. Хорошие обычаи и ритуалы религии, так же, как и фанатизм общества, передаются тоже. Каждому удается создать «образ» и «принадлежность» за счет утраты связи с источником.

К началу XXI века это печальная ситуация стала основным фактором, влияющим на однозначно опасные условия нашего времени. Чрезвычайные усилия, осуществленные носителями каждой из Великих Традиций в настоящее время, можно понять, в частности, как усилия по восстановлению реальных бытийных ценностей и обычаев в жизни человечества – новое утверждение или представление основных понятий, касающихся возможностей для истинно человеческой внутренней свободы, объективной ответственности и спонтанности.

Все эти усилия, несущие обновление, однако, страдают от ослабляющей их незавершенности и неуместности. В своей развивающейся форме ни одно из них не имеет соответствующих структурных форм или уникальной действенности, прямо резонирующей с обстоятельствами, происходящими в настоящее время в мире. Эти обстоятельства включают в себя: множество национальных государств, эгоистически внедряемые остатки Великих Традиций и заметное снижение в обычных бытийных ценностях мира; даже если бы они являлись единственными факторами, способствующими нынешним обстоятельствам, было бы более чем достаточно ожидать нового и масштабного проникновения принципа согласования в нашу жизнь. Это не единственные и даже не самые могущественные факторы, но в них проявляют себя истинные масштабы опасности.

Одухотворенные идеи, принятые на своем высшем уровне смысла[5], являются образами законов, которые были самыми могущественными носителями силы в человеческой истории. Единая концепция творения, внутренняя ценность всей жизни и взаимосвязанность всего сущего являются примерами таких образов законов. Именно через эти образы проявляется наивысший потенциал третьего мозга.[6] Каждое основное положительное изменение, произошедшее в истории человечества, воспользовалось этим путем. Усиливающееся занижение этих сжатых или воображаемых принципов изменяется под влиянием интеллектуального, эмоционального и физического центров и проецируется из них (через тело) в хронологию внешнего мира. Это в равной степени относится к математическим формулировкам Эвклида, к концепции «Пьета» Микеланджело, «Магнификату» Баха или египетским храмам в Карнаке. К сожалению, это также относится и к злобным, эгоистическим концепциям Гитлера или Ленина. В своей высшей возможной форме это является средством того, что Гурджиев называл «Объективным разумом», образом «Божественной идеи», о которой Г. писал в главе «Святая планета Чистилище».[7]

Научный метод – Новый Импульс

На протяжении последних четырех веков один-единственный взгляд на реальность преобладал над всеми остальными. Вхождение научного метода в Западную Европу в XVI веке представляет собой наиболее могущественное обоюдоострое лезвие, которое когда-либо входило в жизнь человека. Наука во всех своих ответвлениях и со всеми своими технологическими побочными продуктами трансформировала физический мир человека и всю его жизнь. Она открыла множество дверей во внутренний мир человека, также поставив под сомнение основы всех и каждой из форм, ценностей и функциональных проявлений любого духовного учения. Мы плохо осознаем, насколько глубоким и далекоидущим является влияние науки в настоящем и будущем. По большей части человечество, индивидуально и коллективно, все еще находится в реакционном состоянии, характеризующимся отрицанием, оппозицией, оппортунизмом, пересмотром или пренебрежением. Каждая из этих реакций потерпела неудачу в освоении одухотворяющего потенциала научного подхода.

Если существует импульс согласования, соответствующий нынешней эпохе и достаточный для современного этапа жизни человечества, то он должен содержать уровень понимания и возможности, которые могут включать научные принципы и все основные ценности и цели Великих Традиций. Без этого соответствующего и достаточного импульса согласования будущее человека и вообще всей жизни становится неустойчивым и подвергается опасности в гораздо большей степени, чем в какой-либо из известных прошлых эпох.

То, что принесла наука – в своих методах, своей относительной объективности и верифицируемости, – является сокровищем безмерной ценности. То, что человечеству стало известно о законах, лежащих в основе нашего физического мира, более чем удивительно; это видение является реализацией одной из высочайших способностей – возможности представить космический или высший закон в физическом мире. С прогрессивным уровнем видения в природу физического закона пришло применение этих знаний ко всем видам человеческой деятельности. Мы называем это технологией или прикладной наукой, и для наших целей в этой главе очень важно дифференцировать эти функциональные применения от видения, которое приводит к первоначальным идеям или образам закона. Причина такой дифференциации очевидна и принципиально важна.

Сама по себе научная точка зрения является следованием закону, как, например, законам физики и биологического развития, а также законам, которые описывают появление, поведение, результаты и проявления всех форм материи и энергии. В этом следовании должна быть чистая, неизмеримая ценность и уважение к тому, что есть. Является целесообразным сказать о том, что ученый, будучи в поиске, находится в состоянии преданности, движимый единственной целью. В той степени, в какой присутствует способность сохранять беспристрастное и объективное отношение к научным данным и условиям, одновременно испытывая к ним уважение и ценя их, в той степени он получает помощь в поиске закона.

Такой подход не гарантирует успеха, но без этого человек никогда не увидит и не поймет некоторые аспекты закона. Но и требования этого состояния (в то время, когда он «занимается наукой») не защищают отдельного ученого в его обычной жизни от эгоистических состояний, которым мы все подвержены.

С другой стороны, технологии или прикладная наука не имеют подобных условий для требуемых состояний и подходов.[8] Они применяются, как уже отображено в законе, к любой области, которая избирается. Именно в этом процессе выбора человек попадает под сильнейшее влияние эгоизма, жадности, тщеславия, ложной гордости и отношений «хозяин – раб». Все злонамеренные, кристаллизовавшиеся и застывшие абсолютные принципы прошлого одерживают верх в данном обстоятельстве. От оружия, несущего разрушения, до неразрушаемого пластика, от развлекательной/спортивной/телевизионной/видео индустрии до кокаина, «ангельской пыли» и легализированных азартных игр – те, которые находятся в позиции власти, и те, кто стремится во что бы то ни стало сохранить свои убеждения и права, находят множество возможностей, которые служат их целям..

Ограничение?

В то время как научный подход показал свою способность глубоко проникать в причинный и материальный закон, он не показал равноценную способность (на сегодняшний день) видеть законы отношений «я – другой», в частности, личных – семейных – общественных – глобальных человеческих отношений. Исторически сложилось так, что это была область, надежно скрытая и обусловленная Великими Традициями с их унаследованными религиями и гражданскими властями, обеспечивающими отношения хозяин – раб. Законы отношений «я – другой» были унаследованы и определены духовными и гражданскими властями, и во время их возникновения и начала роста они создали много «хороших обычаев» и «хороших существенских обыкновений для автоматического существования»,[9] течение времени и разрушительные последствия войны, кастовые системы хозяин – раб и человеческий личный эгоизм, увенчанный страшным злоупотреблением образов закона науки, привели нас сегодня к почти катастрофической ситуации.

В прошлом мы довольно подробно изучили представление о том, что в то время как современная наука рождалась в XV веке в Италии, ее существенные основы, связанные со временем, движением и трехмерным взглядом на реальность (которые в совокупности стали субстратом научного метода), обладали способностью и потенциальной энергией выйти за пределы внешнего, материального мира и войти внутрь эмоционального мира, или мира второго сознания отношений «я – другой». Этот более глубокий подход, сопровождаемый атрибутами, отмечаемыми ранее (безусловная ценность и уважение к тому, что есть, преданность, единственная цель и беспристрастное объективное отношение), мог бы положить начало сбалансированному, хорошо выверенному исследованию человеческих отношений «я – другой» (личных – семейных – общественных – национальных – планетарных), выстроенных на прогрессивном подтверждении предварительных выводов, полученных в результате такого исследования.

Однако это более глубокое действие даже и не начало происходить в то время, и причины этого недостатка проникновения продолжают отражаться век за веком до сегодняшнего времени. Религиозные и гражданские власти, как в христианском, так и в исламском мире, реагировали быстро и жестко на любые смыслы, которые могли бы ослабить их абсолютный контроль над эмоциональным миром отношений «я – другой». Зная, что строгий, двумерный взгляд на жизнь характеризует как великие религиозные, так и гражданские центры власти того времени, нет ничего удивительного в том, что обе стороны создали серьезное препятствие альтернативным точкам зрения или перспективам. На тысячелетия ислам законсервировал анатомические, биологические, математические исследования и теократические социальные формы. На тысячу лет после падения Римской империи средневековая Европа деградировала до человеческих отношений, характеризуемых феодальной системой и суровыми предписаниями о добре и зле, созданными римско-католической церковью.

Появление Третьего Измерения

Первоначальное распространение взгляда о трехмерной перспективе, к счастью, произошло с помощью искусства (живописи, скульптуры, архитектуры, музыки). Его революционная, зачаточная энергия создала глубокую основу намного раньше, чем высшая власть (гражданская и религиозная) начала осознавать все последствия новой точки зрения.

Когда же она представила себе эти последствия, как, например, в случаях Бруно и Галилея, реакция была быстрой, жесткой и устойчивой. Многие гражданские и религиозные волнения этого периода ведут свои истоки из этого препятствия, которое было воздвигнуто, чтобы противостоять любым изменениям в том, как отдельные индивидуумы или группы лиц определяют отношения сами с собой или другими. Это могущественный и существенный аспект «я – другой» человечекой жизни является функцией, которая воспринимается и выражается посредством второго мозга. До эпохи Возрождения (с одним возможным ранним исключением) все отношения «я – другой» наследовали свою первичную легитимность от одной из Великих Традиций или своих предков. Начиная с эпохи Возрождения, эта завершенная авторитарная точка зрения была поставлена ​​под сомнение; результатами, как свидетельствуют исторические документы, стали войны, гражданские войны, социальные потрясения и бесконечные гонения и противодействия гонениям.

Если бы новый взгляд на природу и легитимность физического мира действительно вступил во второй мозг человека, то он мог бы привести к творческому поиску более подходящих и гармоничных отношений «я – другой». Это стремление к более гармоничному новому закону в эмоциональной жизни человека можно назвать поиском истинной совести. Оно бы тогда представляло проникновение уникальных возможностей человека в сферу, 1) которая была причинно изучена посредством эволюции млекопитающих в течение сотен миллионов лет и 2) которой был дан порядок ценностей посредством Великих Традиций или своих предков со времен первых городских цивилизаций.

Результаты этой неудачи ввести истинно трехмерную перспективу во внутренний мир (второй мозг) человека сплелись в великие и незначительные события, происходящие в течение последних пятисот лет. Наука заявила о своем господстве в так называемом физическом – материальном мире, а религия цепко держалась за свое притязание на превосходство в духовном мире,[10] и это привело к шизоидному разделению всего нашего мира.

Видимое – Невидимое

Одним из полезных способов рассмотрения того, что находится за этим шизоидным инцедентом, является разделение видимого и невидимого миров. Наука, рассматривая видимый мир тел и движений, начала процесс абстракции, или представления, целью которого было постепенное проникновение в невидимый мир законов. Закон, поскольку он не является конкретным и не ограничивается одним-единственным проявлением, требует, в сущности, бесконечного ряда проверок (поэтому, возможно, его было бы лучше назвать теорией или принципом, как это делается в лучших научных работах). Это обстоятельство требует постоянной гипотетичности подхода по мере того, как мы имеем дело с каждым новым и непроверенным использованием этого закона. Как сказал философ и математик Альфред Норт Уайтхед: «Прогресс науки состоит в наблюдении взаимосвязей и в демонстрации с терпеливой изобретательностью, что события этого постоянно меняющегося мира являются лишь примерами немногих главных отношений,, называемых законами. Увидеть, что есть общее в том, что является частным, и что есть постоянное в преходящем, является целью научной мысли».[11]

Только когда эмпирические данные проверяют закон, там появляется подтверждение. Это подтверждение, даже в настоящей науке, ограничивает применение закона к конкретному обстоятельству. Это необычное внимание ко всем условиям, которые влекут за собой непрерывное усовершенствование наблюдения, является основным критерием научного метода. Процесс абстрагирования, приблизительность, повторные испытания, проверки и пересмотр – вот то, что делает возможным постепенное, тщательное освещение невидимого мира.

Резким контрастом для этого обстоятельства является религиозная точка зрения, которая с течением времени оформилась в глухую иерархическую и зашифрованную систему правил и убеждений (приобретенных, к примеру, в XV веке в Европе). Невидимое же в такой ситуации является миром, чьи законы могут стать ясными только с помощью откровения (то есть «спущенными сверху»). Считается законом, что человек не может прийти к истине своими силами, даже если этот поиск сфокусирован только на материальном мире. Религиозная власть очень медленно и неохотно (и то далеко не везде) уступила науке часть невидимого мира.

Видимый и в то же время невидимый мир (мир чувств или мир того, что мы называем «я – другой») стал самым обсуждаемым аспектом жизни человека, особенно за последние 150 лет. Начиная с самых первых вопросов, которые ведут в область неврологии, психиатрии и биологической эволюционной теории, устанавливается область расхождения, которая демонстрирует мало признаков изменения как с точки зрения науки, так и религии. [12]

Однако во времена эпохи Возрождения ситуация находилась на гораздо более ранней стадии. Отрицая прямой и параллельный доступ к внутреннему относительному миру человека, наука прошла период своего ​​удивительного роста и обрела все более мощное влияние, по сути дела, без правильной меры ответственного понимания мира «я – другой» (реальной совести). Первоначальное сопротивление гражданских и религиозных властей быстро привело к резкому сокращению перспективы внутри науки, где сами ученые пришли к отрицанию любого приложения научного метода исследования к области отношений «я – другой». Внимательное толкование трудов некоторых ранних ученых (включая Лейбница и Ньютона) не поддерживает это искусственное разделение. Тем не менее повторение и упорное сопротивление, каждое со своей стороны, в конечном счете привели к кристаллизовавшемуся признанию раскола на материальное и духовное.

Благо

До сих пор мы намеренно отказывались от подчеркивания великого блага, которое приходит в жизнь человека вместе с новой перспективой Возрождения. Западная история щедро отмечена проявлениями творческих гениев Монтеверди, Палестрины, Ньютона, Баха, да Винчи, Лейбница, Микеланджело, Шекспира, Бетховена, Максвелла и многих других. Нашим намерением не является пренебречь реальными и гармоничными достижениями человека, как существа, обладающего тремя мозгами. Скорее, нашей целью является подчеркнуть человеческую способность третьего мозга (его истинного разума), который играет важную роль в изучении и создании новых, более гармоничных отношений «я – другой». Эти законные проявления не могут быть достигнуты путем имитации импульсов прошлого, какими бы безупречными они ни были. Они, скорее, должны быть обнаруженными, созданными заново, испытанными и объективно проверенными. Этот процесс является законным резонансным аналогом научного метода.

Определенные формы реляционного закона, который вытекает из этого процесса, будут полностью согласовываться со многими законами, введенными или унаследованными от Великих Традиций. Существенное отличие состоит в их происхождении. Почему это должно быть так, вытекает из подчеркивания в истоке каждой из традиций потенциальных человеческих качеств (таких, как уважение, преданность, терпение, объективная надежда), они в точности аналогичны атрибутам, которые мы обсуждали ранее в качестве предпосылки к реальному научному исследованию. Основное отличие заключается в мирах, по отношению к которым направлены эти «понимания». Научное понимание сосредоточено на мире первого мозга – физического, материального мира. Великие Традиции фокусируются на мире второго мозга (отношения «я – другой») и третьего мозга (намерения).

Человек, со всеми своими способностями, связанными с третьим мозгом (своим истинным разумом), имеет возможность открыть (и/или создать) и испытать работу этих новых принципов, которые лежат в основе того, что могло бы быть названо законами гармоничных отношений. Такие законы будут составлять реальную и обдуманную ценность всех вещей, всего. Они будут создавать процесс, при котором необходимость и взаимозависимость всей жизни будут рассматриваться как проверяемый и очевидный факт. Прежде всего, с их решающей важностью для нашего времени, эти принципы приведут к началу настоящего понимания[13] прошлого – как для отдельных людей, так и для общественных групп.

В настоящее время мы живем индивидуально и коллективно с кристаллизованными остатками прошлого, которые на самом деле не наши, но которые определяют почти все наши перспективы «я – другой». Все социальное и индивидуальное прошлое включает в себя оба конца маятника «хозяин – раб», в каждом из которых есть доля эгоизма в качестве движущей силы. По мере того, как становится верифицируемым законным фактом, что каждый из нас является причиной и субъектом страдания, жадности и всех остальных бессознательных неподобающих проявлений человека, мы будем приведены к особому объективному противопоставлению. Появление научного подхода в эпоху Возрождения действительно навсегда изменило правила!

Однако тогда человек должен был жить с другими людьми и другой жизнью (в полной мере «я – другой»), теперь же закон обязал его включить всю науку в эту «совместную жизнь». Отсутствие этого гармоничного, сбалансированного обьединения и сохранение по сути подлого (и механического) мировоззрения второго мозга лежат в основе нашей нынешней дилеммы.[14]

Скрытая катастрофа

Пугающая катастрофа в науке и религии назревала, когда мы приблизились к последним десятилетиям XIX века. Наука оказалась лишенной прямого и постоянного участия в общественной и личной жизни человека; ее производительные технологии, развиваемые научным сообществом, находились в нулевом состоянии. Мы более чем знакомы с тем, как ученый может, подобно Пилату, «умыть руки» и снять с себя любую ответственность за применение научных знаний к чему угодно – от пушек и военных кораблей до горчичного газа и водородных бомб.

Один из важнейших результатов этого печального состояния заключается в кооптации государством плодов каждого реального научного открытия. Утилитарность науки стала ее обоснованием – в бизнесе, в промышленности, в военном деле и политике. Каждый из этих аспектов общественной жизни по-прежнему глубоко и постоянно определяется легитимностью «я – другой» (второй мозг), что практически не изменилось в течение последнего 400-летнего периода научного развития. Физические и политические успехи в колонизации по большей части были обусловлены военным преимуществом, которое проистекало непосредственно из роста науки. Несмотря на то, что это очевидно, мы видим нации, утверждающие суверенитет, который вытекает из какого-то особого статуса, всегда с Богом на их стороне. Предполагаемое превосходство британцев, французов, датчан, немцев, испанцев, русских или американцев стало бы совсем другим вопросом, если бы плоды научного метода не подпитывали их эгоистические фантазии или фантазии о господстве над другими.

Из-за этого постоянного фокусирования на исследовании мира физических фактов и процессов в вакууме детерминированный нигилизм стал настолько известным, что лорд Кельвин, один из выдающихся ученых конца XIX века, предсказал тепловую гибель Вселенной. Многими это рассматривалось как абсолютная истина. Промышленная революция, начало которой положил паровой двигатель, заметно ускорилась из-за появления двигателя внутреннего сгорания, световой бомбы, электрической энергии, телеграфа и радио, все это разрывало ткань личной и общественной жизни в Западной Европе и Северной Америке.

Романы Чарльза Диккенса дают пример этой кооптации, драматизируя социальное разрушение, вызванное промышленной революцией в городах Англии XIX века. Выгода и могущество, питающиеся осколками реальной науки, стали определяющей силой всех отношений «я – другой».

Последние десятилетия XIX века являли собой мировую пороховую бочку, для которой быстро настал момент детонации. Эгоизм и отношения хозяин – раб стали основой всех международных отношений, подпитывающихся разбитым на куски, но все же стойким прошлым, запертым в модели отношений «я – другой», которые, в конечном счете, были унаследованы от их традиций и их бога. Научные технологии, с их нулевой ценностью, были в значительной степени кооптированы лидерами бизнеса, промышленности, политики и военной силы. Для тех, кто находится в структурах власти, ставки не могли бы быть выше. Извержение противозаконного катаклизма быстро приближалось. Это и есть тот мир, в котором родился Гурджиев.

Роль Совести

Для того чтобы выдержать и противостоять незаконным, несбалансированным и вредным влияниям прошлого всего человечества, требуется что-то, что Гурджиев постепенно увидел с такой ясностью, которая удовлетворяет требованиям соответствия и обоснованности, упомянутым в начале этой главы. Обязательным для пребывания в фундаментальной истине настоящих уникальных обстоятельств людей и созерцания этой истины является то, что Гурджиев называл «совестью». Под этим понятием он имел в виду не субъективное, крайне персонализированное состояние, которое происходит от навязанных извне понятий «добра» и «зла» (корни которых твердо укоренены в прошлом), но внутреннее состояние разделения, в котором мы не можем отвести взор от того, что есть на самом деле, не можем придумать или представить более самоудовлетворяющую альтернативу и напрямую сталкиваемся с состоянием личной ответственности за то, что мы видим, за его будущее влияние и проявления.

В этом состоянии совести можно беспристрастно и с чувством ответственности заглянуть в прошлое и настоящее функционирование первого человеческого (рептилия) и второго человеческого («я – другой») мозга. Посредством совести можно увидеть автоматичность, существенную наивность и механическую правомерность, которая поддерживает повседневные реакции в жизни: отношения превосходства или неполноценности, эмоциональные состояния гнева, страха, раздражительности и т. д. Чувствуется ожог, горький вкус, который является объективным результатом настоящих/прошлых внутренних и внешних дисгармоничных проявлений. Если один человек может твердо выстоять в этом состоянии внутреннего разделения, то другого человека затягивает прошлое со всеми его механическими и/или негативными проявлениями, полностью открытыми, и возможное будущее, будущее, которое требует личного принятия ответственности и желания исследовать, включиться, экспериментировать и проверять. В этом состоянии человек стоит в центре моста, соединяющего мир его личности (обычный смысл жизни его/ее как отдельного индивидуума) с миром всего остального (другими личностями, другими формами жизни, другими сторонами себя).

Полнота совести, рассмотренная Гурджиевым, – это нечто гораздо большее, чем сказанное выше, но то, что было отмечено, является основным ее аспектом и обеспечивает нас достаточным количеством данных, чтобы задать вопрос об уместности. Примечательными в приведенных выше описаниях являются аналоги принципов, которые отличают научный метод. Есть разделение (беспристрастное объективное рассмотрение), подобным же образом требуемое в реальном научном наблюдении. В этом взгляде есть беспристрастность, которая ценит то, что наблюдает, но не обладает им как сознательной частью себя. Существует обязательство принять то, что находится под наблюдением, и одновременно изучать его и экспериментировать с ним, насколько это возможно, с целью прийти к более глубокому пониманию.

Такой подход является постоянным в методе учения Гурджиева. Это синхронный одновременный синтез и согласование принципов, лежащих в основе настоящей науки, и извечных принципов, лежащих в основе каждой из Великих Традиций. В их слиянии все истинные ценности бытия и жизненные цели, изначально вмещаемые и поддерживаемые духовными импульсами прошлого, имеют реальную возможность входа в целое сознание человека, индивидуально подтвержденное уникальным, проницательным, творческим и гибким третьим мозгом.

Возвращение к обоснованности

Перейдем теперь к вопросу обоснованности того, что называется «Работа Гурджиева». В этом отношении данный вопрос действительно касается наличия или отсутствия достаточной силы, эффективности для предоставления права сознательного входа в объективное исследование и обеспечение изменения бытия первого, второго (и, в конечном итоге, третьего) мозга человека. Потенциал для этой Работы не вызывает сомнений и является очевидным, когда мы смотрим на силу третьего мозга человека в его 500-летнем исследовании внешнего, материального мира и его законов. Сбалансированный подход к этому делу (практическое применение) является вопросом, которому Гурджиев посвятил значительную часть своей весьма немалой энергии. Существует много ловушек и возможных ошибок в таком деле, так же, как они существуют и в надлежащей подготовке настоящего ученого. Гурджиев проделал огромную работу, чтобы подготовить ядро из компетентных преподавателей, которые будут обладать способностями, беспристрастностью и практическими знаниями для помощи другим в этой самоподготовке.

Кроме того, Гурджиев предпринял то, что ни один человек до него никогда не пытался сделать. В его десяти книгах, разделенных на три грандиозных раздела, под названием «Все и вся», он в письменной форме излагает уникальный в мировой литературе легомонизм, или полное учение. Содержимое этих страниц (каким бы трудным, запутанным и многоуровневым оно часто ни казалось) является удивительно ясным научным толкованием и практическим разъяснением, изложенным универсальным языком аллегорий прошлого, настоящего и потенциального будущего человека.

Кроме того, Гурджиев называл себя «учителем танцев». [15] Движения и Священные (Сакральные) Танцы, которые он преподавал, также являются легомонизмом и выражением основного закона, который использует физическое тело (первый мозг) в качестве исходного инструмента, где позиции, движения и жесты являются артикулированным языком. Смешанные соответственным образом с другими аспектами Работы, Движения и Священные Танцы приносят полноту выражения тройственного мозга, которая отличает учение Гурджиева.

И кроме того, Гурджиев являлся коллекционером и композитором. Используя в данном случае чувство как часть второго мозга в качестве точки входа в тройственный мозг человека, музыка, которую он (Гурджиев) сочинил сам и в соавторстве с Томасом де Гартманом, взятая в своей субстанции, восстанавливает в памяти целый спектр ценностей бытия и закона, которые лежат в сердцевине потенциального согласования всех трех мозгов.

Проявленная Работа Гурджиева представляет его ​​индивидуальный и неповторимый подход к гармоничному развитию каждого из трех мозгов человека, так же, как и полностью согласованные три мозга, взятые как одно целое. Одна из точек зрения на каждый из этих подходов состоит изначально в том, что: 1) все и вся входит в человека посредством интеллекта, 2) Движения и Священные Танцы входят через тело /первый мозг, 3) музыка попадает через эмоции /второй мозг. Каждый из мозгов полностью соответствует другим и является их дополнением. Каждый, если проникнуть в его глубину, включает (резонансно вибрирует) функционирование других мозгов и таким образом является слитым в единый тройственный процесс. Все три являются принципиально научными и объективными по своей форме и последовательности.

***

Мы начали с вопросов: «Насколько революционным было / является учение Гурджиева?» и «Является ли его учение “подходящим” и “обоснованным” для наших нынешних обстоятельств?»

Мы постарались установить и развить обоснованный подход к этим аспектам и особенностям нашего времени, которые должны быть охвачены для того, чтобы учение сочли подходящим. Мы пришли к выводу, что такое подходящее учение должно предлагать гармоничное согласование:

~ Оживления ценностей и целей, лежащих в основе всех великих религиозных традиций;

~ Принципов объективного научного исследования, в том числе и атрибутов, находящихся в основе значения, дискриминации, желания изучить другие точки зрения и уточнить наблюдения;

~ Беспредельной страсти, для того чтобы понять целое и поделиться (с соразмеренной осторожностью и щедростью) тем, что приходит вместе с этим поиском.

Заключительные слова «Дружеского совета» [16] кажутся наиболее подходящими для окончания этой части.

«И только в том случае моя надежда сможет быть осуществлена, когда в соответствии с вашим пониманием вы получите для самих себя особенное преимущество, которое я предвижу и которое я желаю вам всем своим существом».

***

Рассматривая Гурджиева в его единственной и уникальной роли, мы теперь должны сделать внимательную оговорку некоторого рода. На протяжении всей своей жизни в качестве учителя Гурджиев противостоял повторяющемуся подхалимству и льстивой преданности со стороны некоторых его учеников. Многие из его резких и скандальных проявлений были явно преднамеренными усилиями с его стороны для того, чтобы обезоружить и сломать эту вредную тенденцию, которую разделяет также и большинство из нас.

Почему эта тенденция является столь вредной? Она делает бесполезным стремление к самой существенной цели, «особенному преимуществу», которое Гурджиев желал нам. Эта цель «стать частицей (однако, самостоятельной) всего сущего в Великой Вселенной»[17] нуждается в том, чтобы мы объективно видели, оценивали, проверяли все и вся для самих себя. Принимать учение без выполнения этого строгого научного требования – значит позволить себе пассивность, обособленную веру второго мозга, утвердить ее саму в нашем внутреннем мире ценностей. Отсюда лишь один шаг от того, чтобы стать последователями, а не стремиться стать независимыми частицами.

Пассивно приняв роль последователя, мы волей-неволей будем иметь лидера. В этом процессе мы убеждаем себя как рабов, что мы никогда не сможем стать хозяевами для самих себя, довольно ловко уменьшая значение усилий, которые мы должны совершить. Наоборот, в качестве хозяина мы изобретаем и видим себя реальными, свободными и творческими. Возможно, самым вредным является то, что мы помещаем такого человека, как Гурджиев, по ту сторону ограничивающей оболочки человечества, в какой-то «другой мир»,[18] что недопустимо, потому что основано на воображении.

С другой стороны, мы четко осознаем, что мы не можем прийти к чему-либо настоящему исключительно нашими собственными усилиями. Все мы нуждаемся в большой помощи. В процессе поиска этой помощи, этого руководства как нам избежать попадания в один из многочисленных тупиков и закоулков, которые возникают на нашем собственном внутреннем пейзаже? Мы можем избежать этого, используя высочайшую способность того, что отличает нас как существ с тремя мозгами, – наш разум! Это звучит верно и логично! Однако, как Гурджиев напоминает нам, это не произойдет просто потому, что мы так хотим. Это было бы подобно ожиданию того, что жареные голуби станут сами залетать в наши рты.

Итак, с чего начать? Как мы будем действовать в нашей страстной погоне за пониманием целого?

Мы делаем вывод, что мы должны обучиться реальным научным законам, которые лежат в основе ценностей, реальной совести, отношения и цели. Молодой человек, желающий стать физиком или биологом, должен пройти подготовительный период обучения и развития; тестирования и подтверждения процесса для того, чтобы принципы метода были до конца внедрены как в теории, так и на практике.

Руководитель подобного подающего надежды ученого хорошо знает, что он, как учитель, является не источником принципов и законов науки, а скорее опекуном, старшим братом и участником в общих поисках. Когда такие отношения находятся на наиболее здоровом уровне, в ученике растет благодарность, уважение и любовь к учителю, так же, как растут его собственные теоретические знания и практический опыт. Приходит день, когда молодой ученый должен начинать поиск своих собственных вопросов, руководствуясь и пользуясь теми же принципами, по поводу которых он разделяет все большее понимание со своим наставником. С этого дня может получиться так, что они будут двигаться в совсем разных направлениях, задавая различные вопросы и демонстрируя свою уникальность совершенно разными способами. Однако объективные принципы, направляющие поиски их обоих – одинаковы. Каждый нуждался в руководстве, когда был молод; и не менее половины этого опытного руководства пришло от правильно осуществленной независимости учителя и ученика.

Гурджиев приглашает нас с великодушием, в хорошем расположении духа и с ясным предостережением, даже предупреждением, принять участие в этом процессе накопления сведений и навыков, во взращивании «бытие-способностей»,[19] в испытаниях и проверках, в обмене предварительными впечатлениями и понятиями с другими людьми, в привлечении всех возможных усилий, чтобы объективно оценить и совместно проверить факты, в неприятии ничего по внешнему виду, но в возрастании истинной веры, в то время как предварительные наблюдения и данные становятся цельными и подтверждаются общей, научно ограниченной страстью «ЗНАТЬ – ПОНИМАТЬ – БЫТЬ»[20].

***

«И это был именно тот период моего существования, когда я стал замечать, что в определенные дни силы и степень моего активного процесса мышления становились особенно плохими».

«То, что я установил таким образом, вызвало во мне субъективный интерес, послуживший источником для порождения в моем присутствии необходимого импульса для тщательного подтверждения причины этого факта, и с тех пор я стал обращать внимание как на себя самого, так и на то, что происходило вокруг меня, и искать причины этого; …»[21].

***

«… Знание … как и все остальное в этом мире – материально»[22].

«В нашем материалистическом веке серьезными научными работниками являются только глубоко религиозные люди».[23]

«Для того чтобы делать, необходимо быть».[24]

___________________

[1] Гурджиев. «Рассказы Вельзевула», … «Все, написанное в соответствии с совершенно новыми принципами логического мышления…».

[2] Гурджиев исследует соответствие новых импульсов в своих беседах касательно работы Ашиата Шиемаша, Будды, царя Конузиона и других.

[3] Гурджиев. Рассказы Вельзевула, с. 656. См. также с. 649, 653 и 961

[4] Другие значимые пути включают конфуцианство, даосизм, бахаизм, зороастризм.

[5] Идея: То, что постигнуто умом в результате сознательного мышления и/или творческого воображения (Funk and Wagnalls. Стандартный словарь для высшего учебного заведения).

[6] В моей книге «Человек – трехмозглое существо», во второй главе этой книги, исследуется более подробное биологическое основание для первого мозга (физико-материального мира), второго мозга (отношения «я – другой») и третьего мозга (индивидуальные творческие цели).

[7] Гурджиев. Рассказы Вельзевула, стр. 762 — 810.

[8] Кит Баззелл. «“Истинный” и “жалкий” ученый». «Перспективы», глава 8.

[9] Гурджиев. Рассказы Вельзевула, стр. 656.

[10] Кит Баззелл, см. «Луизос; закон и обычай», глава 7 в «Перспективах».

[11] Альфред Норт Уайтхед. « Введение в Математику» (Oxford University Press, 1959).

[12] Одним из важных исключений из этого общего утверждения является продолжающееся усилие ныне здравствующего Далай-ламы, лидера тибетского буддизма, по сближению науки и духовности. См. Рекомендуемая литература — ссылки.

[13] Под пониманием мы подразумеваем беспристрастный разбор прошлого, видение множества механических влияний привычек, фиксированных убеждений, предрассудков, взглядов и действий.

[14] Для дальнейшего обсуждения см. «Взгляд на эволюцию высших центров», глава 10 в «Перспективах».

[15] Гурджиев. «Рассказы Вельзевула», стр. 14.

[16] Гурджиев. «Рассказы Вельзевула», стр. vi.

[17] Гурджиев. «Рассказы Вельзевула», стр. 183.

[18] Гурджиев. «Рассказы Вельзевула», стр. 396, 704, 804.

[19] Гурджиев. «Рассказы Вельзевула», стр. 496, 526.

[20] Взято из Программы Института Гармоничного Развития Человека, 1923.

[21] Гурджиев. «Рассказы Вельзевула», с. 1156.

[22] Успенский. «В поисках чудесного», с. 37.

[23] Альберт Эйнштейн, было процитировано «Discover Magazine» в интервью «Нью-Йорк таймс», октябрь 2006.

[24] Успенский. «В поисках чудесного», с. 22.

Часть 1, стр. xiv. Примечания:

I Х.Х. Далай-лама. «Вся Вселенная в единственном атоме», 23-4.

II Беннетт. «Беседы о «Рассказах Вельзевула», стр. 17.

III Беннетт. «Глубинный человек», стр. 8.

перевод Екатерины