Впечатление от просмотра видео записей гурджиевских движений.
(Наблюдение за восприятием)
Ряд видео сюжетов о гурджиевских движениях производят очень разные впечатления.
На сайте ГК представлены три группы , исполняющие гурджиевские движения. Это старые записи современников Гурджиева. Вероятно, группа мадам де Зальцман, и две современные группы. Одна группа китайских девушек, вторая – многонациональная группа ошовского ашрама.
Движения всех трех групп безупречно отточены и выверены. Везде присутствует особая собранность, сосредоточенность и ощущение единства группы, как будто танцует один человек.
Но почему-то, посмотрев фрагменты всех трех групп несколько раз, у меня возникло ощущение какой-то качественной разницы между современниками Гурджиева и нашими современниками.
Попробовала уловить эту разницу и почувствовала, что разница точно есть, но описать ее словами оказалось довольно сложно. На уровне языка логики и сравнения оказалось сложно найти точные и емкие слова для описания этой разницы. Продолжая вглядываться в свое ощущение, с удивлением обнаружила, что писать впечатления об идеях и понятиях, отраженных на бумаге, гораздо проще, чем о символах, зашифрованных на языке искусства. Погружаясь в смысл написанного текста, мне оказывается намного проще войти в состояние открытого ума и вдумчивого осмысления. Возникает внутренняя ясность и появляется возможность четко вербализировать свои впечатления. Совсем другие процессы происходят при попытке осмыслить то, что воспринимается через языки искусства. Мне показалось интересным описать этот процесс. Наблюдая за своим восприятием, я увидела следующее.
Первый порог – эстетическое восприятие. Поражает красота и необычность формы гурджиевских движений, гармоничность сочетания костюмов, движений и музыки, слаженность и ритмичность исполнения, оригинальная композиция танцев. Стараюсь смотреть за эстетику. Начинаются вибрации в эмоциональной зоне. В ней возникают вполне ощутимые токи и волны. Как будто то, что я вижу на экране ( на сцене) полностью погружается в меня, а я в него. Теряются границы, и я сливаюсь с происходящим на сцене. Возникает удивление, радость узнавания, томление, волнение от встречи с чем-то большим, чем я сама. Вглядываюсь глубже, за эмоциональными волнами обнаруживаю «пространство метафор». Это не просто культурные ассоциации и возникающие в голове сравнения. Во внутреннем пространстве как будто оживают и наполняются смыслом и живым звучанием фрески древних храмов., повторяющиеся орнаменты старинных ковров, тканей, утвари. Именно такими ожившими символами раскрылся для меня удивительный танец «Шесть женщин» . Он напомнил мне зашифрованный танец росписей в соборе иезуитов в Берне в Швейцарии. Вроде бы такой же, как все, католический собор. Но все ангелы на стенах собора замерли в танцевальных позах. Это не сразу заметишь…И когда долго стоишь и смотришь на эти позы, переводя взгляд с одной фигуры на другую, возникает ощущение четкого ритма и осмысленного организованного танца. Танцующие фигуры то появляются из-за колонн, то исчезают снова за арками и балконами. Ангелы танцуют для тех, кто слышит и видит. И стоя в центре собора, чувствуешь себя вовлеченным в хоровод Радости. «Шесть женщин», « 4 пророка», «Тибетская мелодия» погрузили меня в атмосферу Египта и древних шумеров. Ожили шумерские фрески с крылатыми царями, простыми и суровыми, череда египетских статуэток с прямыми спинами и отточенными царственными жестами.
Но вернусь к началу. За этим пластом восприятия, за областью метафор, если погружаться еще глубже, есть то, что и дает ощущение этой качественной разницы между старыми и новыми группами груджиевских танцев. И вот в этом месте не хватает слов. Состояние современников Гурджиева, тех, кто был причастен его учению, совершенно другое. Как будто у них есть еще один этаж, одна внутренняя комната, которой не чувствуется ни у танцоров ошовского ашрама, ни у китайских девушек. Возможно, именно об этом говорит Аркадий в одной из своих лекций, когда отмечает , что в современных группах гурджиевских танцев интересы занимающихся в них людей сродни увлечениям полубалетными массовыми танцами. Эти люди не являются людьми гурджиевского контекста, и их занятия гурджиевскими движениями оторваны от постижения метафизики Гурджиева. Ученики же Гурджиева занимались танцами совсем по-другому . Для них танцы были частью учения Гурджиева и наглядным выражением его идей. При этом немаловажно, конечно, непосредственное влияние Гурджиева на своих учеников.
Может быть, поэтому, когда я смотрела танцы «Круги Ом» и «Молитва» в исполнении современников Гурджиева у меня вдруг возникло переживание некоторых идей , описанных в «Вельзевуле», которые раньше были для меня сухими интеллектуальными схемами. Как будто танцоры погружаются в некое пространство особых знаний и не столько жестами и позами, сколько своим состоянием несут нам зрителям , погружают нас в особые смыслы. В этом и есть, вероятно, задача объективного искусства.
Валерия Рыжова
