АРКАДИЙ РОВНЕР “ИСПЫТАНИЕ САХАРОМ И СОЛЬЮ”

Духовные испытания, через которые проходят неофиты, достойны самого серьезного рассмотрения. Тема эта безгранична по своему объему, ибо безгранично многообразие путей, так же как и ступеней, на которых находятся стремящиеся к высшим достижениям. Мне хочется вспомнить некоторые истории, связанные с испытаниями, которых я был участником, или же рассказанные мне моими друзьями.

 

Большинство людей живут, задавленные безрадостными трудами, поглощенные сиюминутными заботами, не имея сил взглянуть на себя со стороны. Человек живет в подножии огромной горы, которой он является сам, но он не видит этой горы и думает, что ее нет, а есть только его дом или квартира, его жена или любовница, его сосед и дерево под окном. Религия рассказывает ему о вершине горы, напоминая каждый раз, что она для него недостижима. Жизнь является для него испытанием, но он этого не видит, не понимает и проходит мимо нее. Многие не выдерживают и гибнут от бессмысленности и отчаяния, от обиды на судьбу.

 

Испытания дают человеку урок, учат его видеть себя, чего он обычно не умеет. Когда мне было 23 года и я жил с родителями в Симферополе в их большом новом доме с садом, ко мне приехал мой друг Степан. Купив в Симферополе дом, мои родители потратили на него все свои сбережения и жили в нужде, а я разделял их заботы и старался им помочь. Степан же был философом, и когда он мыслил, он забывал обо всем на свете. Мои родственники, и в особенности сестра, никогда ни о чем не забывали, кроме того, они знали, что именно Степан увел меня с прямой дороги, намеченной ими для меня. Степан был мыслящим и свободным человеком, они же были раздавлены миллионом забот по дому и по саду, а я находился посредине, сочувствуя и родителям, и Степану.

 

Как-то я предложил Степану пособирать ягод с вишневого дерева, а потом попить чай с вишнями. Степан охотно принял мое предложение. Захватив стремянку, мы с ним вышли в сад. Степан залез на стремянку и начал громко рассуждать, а я стоял внизу и думал о том, что рассуждения Степана с неодобрением слушают мои родители. Я поймал себя на том, что сам слушаю его с раздражением. Мне хотелось, чтобы собирание вишен поскорее закончилось, тем более, что Степан, увлекшись своими мыслями, вовсе забыл о вишнях. Через час, так и не сорвав ни одной вишни, Степан спустился со стремянки и широким жестом пригласил меня на кухню пить чай. В саду, стоя на стремянке, он разобрал очень трудный вопрос и был доволен, я же был раздавлен своей раздвоенностью, но странное дело – я себя не видел. Я видел причину своего раздражения в Степане.

 

Я считаю Степана своим первым и главным наставником, при этом он был в моей жизни источником самых сильных страданий. Когда через несколько лет после памятного сбора вишен в родительском саду я вместе с моим новым другом В.С. приехал к Степану в южный город, в котором прошла моя юность, Степан настоял на том, чтобы мы поселились с ним в его однокомнатной квартире. Это означало, что мы должны были жить в его ритме, то есть вести разговоры ночи напролет, а на следующий день − спать до вечера. В.С. легко перенял расписание Степана, я же очень долго не мог к нему привыкнуть, просыпался по утрам от яркого света, а в ночные часы очень хотел спать. Однако больше всего меня огорчало то, что Степан по ночам вел долгие разговоры с В.С., а на меня не обращал никакого внимания. Я пробовал переключить его внимание на себя, но у меня ничего не получалось. Как-то обидевшись на своего старого друга, я ушел из его дома посреди ночи с намерением больше к нему не возвращаться. Степан и В.С. меня не удерживали.

 

Я провел незабываемую ночь на улицах города, в котором я знал каждый дом и каждый двор. В летние ночи этот город дышит совсем не так, как другие города. Небо в нем темное и очень низкое с множеством ярких звезд – от их сияния светло даже и без луны. Ослепительно пахнут цветы каштанов, магнолий, лип, акаций, мальвы, роз и тысячи других растений. Пахнет мятой, острым сыром и молодым вином. Временами с гор налетает порыв теплого ветра, потом начинается дождик, но тут же заканчивается. После легкого дождичка город начинает дышать каждой веткой и каждым листком.

 

Я бродил по взбегающим вверх или уходящим под гору улочкам, проспектам и мостам, скверам и набережным. Я нес в себе свои боль и обиду, и не собирался им прощать. Я думал о том, что утром пойду на вокзал, куплю билет и уеду навсегда из этого города. Мои друзья оказались жестокими неблагодарными людьми, я не хотел их больше видеть.

 

На рассвете я забрался через щель в закрытый сад в центре города, с которым в моей юности было так много связано, и провел в беседке около двух часов. Кажется, я так и не заснул, но при этом видел яркие сны, а когда я очнулся, было уже совсем светло. Начинался новый день, солнце играло на окнах и крышах домов, пели птицы, из пекарен пахло свежим лавашем – все было новым, другим, и от моих ночных настроений не осталось ни одной паутинки. Я понял, что не сержусь на друзей, что они были правы, а моя обида не имеет оснований. И тогда я пошел назад к друзьям, не зная, как они меня примут и поймут ли причину моего возвращения. Оказалось, что мои друзья не ложились спать и провели ночь, раскаиваясь в своем бессердечии и тревожась обо мне. Они тут же начали готовить для меня завтрак, а после завтрака заботливо уложили меня в постель. Через полчаса я заснул обласканный друзьями и спал до вечера без снов, не просыпаясь, самым сладким и счастливым сном в моей жизни.

 

Испытание – это проверка на пригодность, экзамен на зрелость, пропускной тест для нового более высокого положения. Люди проходят испытание воли, находчивости или терпения каждый день, что же мешает им это видеть? Мешает то, что большинство из нас воспринимает свою жизнь как не имеющую никакого смысла и не ставит перед собой никакой цели.

 

О моем втором наставнике В.С. рассказывали, что он дал Борису Кердимуну, когда тот ходил у него в учениках, задание носить целый месяц два разных туфля. Тот выдержал испытание, но проникся к В.С. неприязнью, от которой так и не смог избавиться.

 

Кердимун в свою очередь изощрялся в жестокости испытаний, которым он подвергал своих учеников. От них требовался полный отказ от своей воли и передача этой воли Борису. Те ценности и привелегии, которые эти ученики имели – средства, квартиру, жену – все должно было быть пожертвовано ему как доказательство серьезности их намерений. Борис считал своим долгом отобрать у ученика квартиру и деньги, переспать с его женой, воспользоваться в своих собственных интересах его связями и связями его друзей и родных. Мише Мейлаху, издателю поэтов-обэриутов, Борис положил в качестве испытания пытку, на которую тот добровольно согласился для того, чтобы вступить в его «школу». Своего друга художника Володю Ковенацкого, рисовавшего крокодилов и грифонов на улицах Москвы, он сделал образцовым испытуемым, вырвал его из круга старых друзей, отнял у него жену и квартиру, подчинил своим прихотям, и все это ради высокой цели пробуждения его от сна жизни. И затем последовало самое жестокое испытание: когда Володя уже не мог жить без Бориса, тот бросил его и со всеми его картинами эмигрировал в Америку. В Интернете можно прочитать, что у него в Сохо открыта постоянно действующая выставка работ русского художника Владимира Ковенацкого, изображавшего крокодилов и грифонов на улицах российской столицы. Был ли Борис виноват в последовавшей вслед за этим смерти Володи – об этом может знать только его совесть. Терзает ли она его душу? Нет, он уверен в своем праве и в своей правоте. Что же касается нас, нам надлежит заботиться о наших собственных делах и плодах наших дел.

 

Одно дело испытания, которые наложены на ученика учителем, и совсем другое − испытания, которые посылает человеку жизнь. В сказках таких немало: то герой должен сразиться с драконом, то прыгнуть в кипящий котел, то построить за ночь дворец рядом с дворцом султана. Кто и что поможет герою справиться с испытанием − амулет, царевна-лягушка или волшебная лампа? Бывают разные испытания: испытания едой или голодом, испытание молчанием или послушанием, испытание терпением или мягкостью…

 

Есть чудесная аварская сказка о знаменитом воре, к которому многие молодые люди напрашивались в ученики. Он всем отказывал, пока, наконец, его не уговорил один юноша. Но опытный вор поставил ему условие:

 

− Сначала я тебя испытаю. Ведь в нашем ремесле новичок может испортить все дело.

 

Пошли они вместе на дело, стали закоулками пробираться к ханскому дворцу. Вдруг раздался петушиный крик.

 

− Что это? − спросил старый вор.

 

− Всего-навсего петух,− ответил молодой.

 

− Иди-ка ты от меня прочь! − воскликнул старый.− Ты не умеешь держать язык за зубами.

 

Прогнанный ученик однако не смутился. Он пробрался на двор, где был петух, придушил его, вернулся к старому вору и тихо шел позади него. Старый вор был удивлен, но не подал виду, а ждал второго крика петуха – был рассвет. Однако петух молчал. Так они прошагали еще полчаса, но петуха не было слышно. Старый вор обернулся и поглядел на ученика. Тот как ни в чем не бывало шел позади. Тогда старый вор сказал:

 

− Если ты придушил петуха, то мог по крайней мере захватить его с собой. Пошел вон!…

 

Есть тибетская притча о силе медитации и об ученике, блестяще справившемся с трудным испытанием.

 

Учитель велел своему ученику, жившему в хижине на соседней горе, постоянно думать о белом олене. Через год он навестил ученика и, увидев, что тот его не встречает, подошел к его хижине. Он увидел, что его ученик стоит в дверях, вертит головой и не сходит с места.

 

− Почему ты не выходишь встретить меня? – спросил его учитель.

 

− Извини, я запутался в дверях рогами, − отвечал ему ученик.

 

А вот история, приключившаяся с моим другом Ником. Ник был человеком ярких талантов, а такие люди часто раздражают окружающих. Он принадлежал к движению, захватившему в наше время много стран, и сам возглавлял множество групп.

 

Во главе всего движения стоял человек по имени Майк, который был сыном основателя движения. У Майка была «соленная» немецкая фамилия – Салтсман. Это была фамилия мужа его матери, но отцом его был не этот муж, а учитель и основатель традиции, который был не щепетилен в вопросах супружеской морали.

 

Майк много лет ждал своей очереди стать во главе движения, потому что его мать, сменившая отца, оказалась долгожительницей. Госпожа Салтсман, немка по происхождению и деятельная дама, после смерти учителя долго держала своего сына в тени. Майку было за 50, когда его мать умерла и уступила ему место главного. Это место вскружило ему голову, он почувствовал себя в роли вершителя человеческих судеб.

 

Что случается с людьми, которые долго и страстно ждут и, наконец, дожидаются своего часа? Хочется ли им наверстать упущенное? Мучает ли их горечь? Не бросаются ли они в крайности самоупоения и неуверенности? А может быть они чувствуют, но боятся в этом себе признаться, что роль, к которой они так долго стремились, им не по плечу и что у них нет нужных для нее качеств?

 

Все эти терзания едва ли коснулись Майка, который был абсолютно уверен в своих талантах и в своем праве на трон. Будучи сыном великого человека и энергичной матери, он был обласкан судьбой, которая сводила его с самыми значительными людьми его времени и дала ему уникальный жизненный опыт. Он пил чай с Далай-ламой, играл в шашки с Кришнамурти, жил в горных ретритах Чили, охотился на черных рысей в Гималаях, путешествовал по пустыне Гоби, совершал восхождения на Эльбрус и Килиманджаро… Мало кто прожил такую удивительную жизнь, но ведь и не у всякого был такой отец! Он чувствовал себя сыном и наследником небывалого богатства, наконец, вступившим по праву в законное наследие. И ему хотелось сделать так, чтобы все окружавшие его люди это понимали и чувствовали.

 

Однако эти люди, десятилетиями привычно пасовавшие перед его матерью, оказались не такими послушными, какими он хотел бы их видеть. По каждому поводу у них были свои мнения, а его мнение далеко не всегда выглядело убедительным. Он чувствовал, что, говоря с ним, они что-то недоговаривают и за его спиной ведутся какие-то частные разговоры. Майк решил создать свой кружок, состоящий из людей, на которых он мог бы положиться, и отстранить от управления людей ненадежных, неясных. И такой кружок был его стараниями создан. В нем он был почти абсолютным самодержцем, приближенные его слушались и боялись, хотя все они изображали из себя просто друзей и общались с ним подчеркнуто непринужденно.

 

Ник понравился Майку, когда они встретились, и Майк стал его приглашать с собой повсюду. И вел он себя по-приятельски, делил с ним номера в дорогих отелях, угощал в барах. Ник был простодушен и искренен, в этих его качествах Майк не сомневался. А вот пойдет ли Ник против себя, если этого потребует дело, в этом Майк далеко не был уверен. Майк чувствовал, что за мягкостью и искренностью Ника кроется непокорность.

 

Между тем Ника, человека с ярким живым воображением, давно занимали некоторые образы, которые, поселившись в его уме, не давали ему покоя. Он просыпался на рассвете и лежал по нескольку часов кряду в тусклом свете утра, сочившемся из окна его спальни, прислушиваясь к странным словам немецкой песенки, которая засела в его голове и много лет подряд его не отпускала.

 

Эти слова он обнаружил в 36 главе главной книги учителя, посвященной особенностям германцев, причем в куплет была вложена загадка, которую любопытному читателю предлагалось разгадать. Учитель утверждал, что «у существ этой современной европейской группировки, в какой бы части своего, как они его называют, «фатерланда» они ни находились, имеется один невинный обычай, согласно которому, когда они собираются по нескольку существ вместе для какого-либо «торжества» или просто для обыкновенного так называемого «кутежа», они непременно всегда поют одну, ими же самими сочиненную, в высшей степени оригинальную песенку, состоящую из следующих слов:

 

Blödsinn, Blödsinn

 

Du mein Vergnügen,

 

Stümpfsinn, Stümpfsinn

 

Du meine Lust.

 

 

По-русски слова слова этой песенки переводятся примерно так:

Глупость, глупость

Ты моя забава

Тупость, тупость,

Ты моя услада.

 

Но еще более любопытной оказалась предшествующая 35 глава, в которой описывается разговор Вельзевула с капитаном корабля «Карнак». Вельзевул просит капитана отклониться от пути следования и заглянуть на планету Вескальдино, где обитает его наставник Саруну-ришан. На это капитан отвечает: это будет нелегко сделать, так как между планетой Чистилище и планетой Вескальдино находится звездная система Салтсманино, окруженная ядовитыми излучениями «цильнотраго», газа, подобного цианистому калию, потому ему придется поломать голову, как обходным путем добраться до планеты Вескальдино, так как прямой путь через звездную систему Салтсманино едва ли возможен. Эта короткая глава обрывается неожиданно, а следом за ней идет уже упоминавшаяся 36 глава, также коротенькая, в которой приводится упомянутая песенка-загадка.

 

Что имел в виду автор, предупреждая читателя об опасности, таящейся в звездной системе Салтсманино, и что за загадка спрятана в глуповатой немецкой песенке? Возможно, он предвидел, что в течение полувека после его смерти его наследием будет распоряжаться именно эта «звездная система» с немецкой родословной и что его последователям придется идти обходным путем? И все же что означает глупая песенка с нелепыми повторяющимися словами: Blödsinn,Blödsinn, Stümpfsinn, Stümpfsinn, которую учитель приписал немцам?

 

Случилось, что Ника оговорили его друзья, а Майк поддержал оклеветавших его людей. Однако вскоре эти люди покаялись и объяснили свои наговоры гордыней и обидой на Ника, который не уделил им должного внимания и не оценил их заслуг перед движением. Теперь же, раскаявшись, друзья пришли к нему с повинной.

 

И тогда Ник попросил встречи с Майком. Он хотел лично убедиться, что у Майка против него нет никаких предубеждений и что его репутация чиста. Встреча с Майком была ему обещана. Приехав в город, где находилось руководство движения, Ник позвонил секретарше Майка, и ему было назначено время встречи.

 

В назначенный час Майк принял Ника у себя в квартире. Они сели за стол в кабинете Майка и тот попросил секретаршу принести им кофе. Предстоял серьезный разговор, который должен был внести ясность в их отношения. Через несколько минут секретарша принесла на подносе серебряный кофейный прибор: кофейник, сахарницу и две чашки. Очень красивый современный прибор с оправленными серебром стеклянными ложечками. Майк налил себе кофе из кофейника, и Ник налил себе кофе из кофейника. Майк положил себе в чашку сахар из сахарницы, и Ник положил себе в чашку сахар из сахарницы. Оба одновременно поднесли чашки с кофе ко рту и отпили глоток.

 

Напиток Ника оказался гадостью, от которой тот оторопел. Однако было видно, что Майк доволен своим напитком. Ник отодвинул от себя чашку и сообщил Майку, что его напиток оказался дрянью. Майк выглядел ошарашенным. Не поверив, он сделал глоток из чашки Ника и выплюнул напиток.

 

Двое мужчин попробовали восстановить порядок событий. Секретарша внесла кофейный прибор. Они налили себе кофе из одного кофейника. Они положили по ложечке сахара из той же сахарницы. Как могло случиться, что в чашках оказались разные напитки? И снова, не доверяя своей логике, они повторяли: кофе был налит из того же кофейника, сахар взят из той же сахарницы. И что?

 

Майк потребовал привести из кухни людей, готовивших кофе. Привели бледную испуганную женщину, которая не смогла ничего объяснить. Да, она приготовила кофе, но кофе тут не при чем. Дело в сахаре, а сахарницу она даже не видела. Проверили сахарницу, которая была засыпана одинаковыми белыми кристаллами. Попробовали на вкус, и оказалось, что сторона, обращенная к Майку, содержала в себе сахар, а другая половина сахарницы, из которой зачерпывал Ник, была заполнена солью, абсолютно неотличимой по виду от сахара. Но кто мог это подстроить, так и осталось загадкой.

 

Странная история, может быть случайность, может быть умысел. Кто знает! Что на месте Ника сделал бы другой человек? Проглотил бы кофе с солью – и дело с концом! Но Нику такое даже в голову не могло прийти.

 

После этого происшествия осталось множество неотвеченных вопросов, но главным было то, что разговор не состоялся. Ник уехал домой с тем же, с чем приехал. Отношения с Майком были навсегда разорваны.

 

После смерти Майка Ник еще раз попробовал наладить связь с верхушкой движения. Но ему передали слова нового лидера движения: сломанная ветка не может снова стать частью дерева.

 

6.05.10 Москва