СТАФФОРД ОРДЭЙЛ ОБ ОТКАЗЕ ОТ РОСКОШИ ЗНАНИЯ

Как передают, г-н Гурджиев однажды сказал: «Каждое явление имеет семь аспектов». В обсуждении усилия по исполнению музыки к Движениям Гурджиева, я бы хотел ограничиться одним: Состоянием.

 

Не кажется ли это вам знакомым? Сегодня рано утром я поссорился с другом, после обеда мой начальник сообщил, что в этом году повышения [зарплаты] не будет, а сейчас инструктор по Движениям не узнал меня, когда я вошел в класс. Чтобы еще больше ухудшить мое состояние, он теперь объявляет, что хочет начать с Движения, для которого нет музыки – я вынужден импровизировать. Как я могу найти соответствующую музыку в таком состоянии? Внезапно я перехожу от плохого настроения к чувству страха.

 

Куда же мне отправиться, чтобы найти то, что мне нужно? Для моего ума, конечно. Это подобно ощущению, словно я поднимаюсь на чердак моего дома и там разыскиваю в сундуках то, что поможет.

 

Но содействия ума просто не достаточно. Для того чтобы играть музыку для движений, мне нужно внимание в других частях тела. Тело собственно, физически играет на фортепиано, но оно напряжено в ответ на эмоции, которые усиливаются страхом. Ощущение – единственная часть во мне, достаточно тонкая для того, чтобы воспринимать Движение, но оно не подвластно мне сейчас.

 

Вряд ли существуют идеальные условия для выражения сакрального.

 

Я начинаю играть − из головы, − и музыка неинтересна, мертва и обыденна. Инструктор оглядывается на меня, что только еще больше заставляет меня сжаться.

 

Что же делать?

 

Почему я боюсь? От того, что я чувствую, что я не соответствую ситуации. Но дело в том, что мое Я ей не соответствует. Гурджиевские Движения существуют на уровне намного выше, чем я, так же как и соответствующая музыка. Любая попытка найти соответствие с моего уровня посредством «делания», обречена на провал. И, тогда, с этого момента, я продолжаю снова, прибегая к багажу моих уловок.

 

Я не соответствую требованиям не потому, что я нахожусь в негативном состоянии, но также потому, что я застреваю в моих жалких попытках «найти» что-то из того, что я «знаю».

 

Я довольно часто слышал о Неизвестном; я читал об этом, и даже намеревался согласиться с этим. Итак, теперь, вот оно, прямо передо мной. Я не знаю, какая музыка будет уместной. Я не знаю, как создать нечто подходящее. Я даже не знаю, как включить всего себя в эту ситуацию: я действительно нахожусь перед Неизвестным. И я пытаюсь предпринять все, что только могу придумать, чтобы избавиться от этого.

 

Поэт Роберт Фрост писал: «…две дороги расходятся в лесу. Я выбираю менее проходимую». Я нахожусь на развилке дорог, когда там сижу, играя мою мертвую музыку. Одна дорога, которую я обычно выбираю, направляется к Известному, другая – «менее проходимая» − ведет к Неизвестному. Что толкает меня идти «другой дорогой»?

 

Прежде всего, я должен убедиться, что та дорога, по которой я иду, меня не удовлетворяет, и это может занять несколько лет. Но я не выберу поиск «другой дороги» до тех пор, пока я по-настоящему не приду в отчаяние.

 

Во-вторых, у меня должна быть смелость потерпеть поражение. Невозможно попасть в Неизвестное, находясь одной ногой в Известном; или все или ничего. Для этого суфии используют образ бросания себя в пламя.

 

В-третьих, я должен быть способным ослабить свое напряжение. Весь мой сомнительный «самоконтроль» тесно вплетен в давнее сплетение напряжений, которые вступают в игру сами по себе. Таким образом, я должен ослабить свое напряжение в середине действия, пока я боюсь, пока Движение продолжается, и пока я играю мою привычную бессмыслицу в ля миноре.

 

В-четвертых, я должен быть внимательным. Голова должна быть ясной и приклеенной к классу. Я должен находиться там с классом, с каждым шагом, с каждой позицией.

 

Но я вошел в класс в негативном состоянии. Как я доберусь до места, где я смогу совершать эти усилия? В эссе о внимании Томас де Гартман описывает случай с собакой, которая никогда не отрывает своего внимания от ее двоих юных хозяев. Никогда. Как он говорит: «Это уже высокий уровень внимания… намного сильнее, чем свойственно большинству людей»1.

 

Я тоже замечал внимание собак. Повсюду на улицах Нью-Йорка перед каждой дверью овощного магазина или кафе, собаки разных размеров и внешнего вида, ждущие на привязи, когда выйдут их хозяева. Их ничего не отвлекает. Их глаза словно приклеены к той двери. Почему? Это воля? желание? Они же собаки, в конце концов. Собаки обладают волей или желанием? По моему мнению, это любовь. Их возлюбленный находится за этой дверью, и любовь направляет их внимание. Любовь удерживает их там.

 

Именно это и происходит с нами; то, что мы любим, притягивает наше внимание.

 

Когда я сижу там, зажатый страхом и играющий ерунду, что я должен любить? О чем я должен волноваться? Если говорить начистоту, то я вижу, что в одном или другом случае, я обеспокоен собой: образом себя, самовлюбленностью, своей ничтожностью. То, что беспокоит меня больше всего – это «как я играю? Что люди думают? Как я могу показать себя с лучшей стороны?»

 

Любить Движения – это очень высокая цель. Теперь я, по крайней мере, стараюсь уделять этому внимание. Для этого я здесь: нести музыку, помогающую Движениям проявиться в жизни, помогающую классу понять как двигаться. Они должны чувствовать, что моя музыка поддерживает их, как будто музыка находится под ними, ведя их. И, если я полностью уделяю внимание Движениям таким образом, то неожиданно я слышу звуки, которые я воспроизвожу. Я слышу их несоответствие и начинаю беспокоиться об этом тоже. Я вижу, что звуки – это мой способ проявления заботы о Движении и о классе.

 

Неожиданно, без моего «делания», но играя музыку со вниманием, ощущение моего тела призывает тело принять участие в усилии, и оно повинуется.

 

Так, если «всё» мое внимание сосредоточено на Движении и звуке больше, чем на мне самом, то кто это, кто создает музыку?

 

Я должен доверять чему-то еще в себе самом. Но доверять чему? Доверие означает не задавать вопрос «что». Смотрит ли ребенок с подозрением на материнскую грудь? Смотрит ли цветок неодобрительно на солнце? И вопрос «как найти это» − другая уловка моего ума, который пытается, как обычно, осуществить контроль. Ум не может ничего знать об этом. То, что нужно, находится в Неизвестном. Я не нахожу этого, оно находит меня, и оно приходит само по себе. Не потому что я «нахожу» или «хочу» или даже заслуживаю этого, а потому что это мне нужно. Я бросил себя в пламя. Но когда я уделяю внимание Движениям и звуку (или проявляю заботу о них) и позволяю «чему-то еще» создавать музыку – даже на секунду – я немедленно начинаю видеть, с чем я имею дело. «Незнание» совершенно сбивает меня с толку. Стремление ума управлять ситуацией практически неодолимо.

 

Отказ от необходимости знать – выбирая тот «другой путь» − это цена, которую нужно заплатить, если я хочу создавать живую, чистую, созидательную, новую и трогательную (и что особенно важно, соответствующую) музыку.

 

Г-н Гурджиев говорит, что мы должны платить заблаговременно. Музыканты должны отказаться от роскоши знания заранее. Это их плата.

 

Это также верно и для исполнения музыки по нотам. Ее нужно исполнять, словно я не знаю, что следует дальше, снова доверяя «чему-то еще», чтобы оживить мое исполнение.

 

Итак, я нахожусь перед огромным парадоксом. Музыка исходит от меня, но я этого «не делаю». Мне нужно ослабить свое напряжение, и в то же время пребывать именно там, повинуясь тому, чего требует мое внимание: классу, звуку, Движению.

 

Как однажды заметила Мадам де Зальцман: «Вы не можете делать это, но оно не может свершиться без вас».

 

1 – «Внимание – Желание – Воля – Свободная Воля: беседа Мадам де Зальцман и г-на де Гартмана: из записей дневника Томаса С.Дэйли». Гурджиев Интернешнл Ревью, Вып. II (4), лето 1999г., стр. 34-35.

 

Стаффорд Ордэйл присоединился к Гурджиев Фаундэйшн в Нью-Йорке в 1960 году, будучи участником группы доктора и миссис Уэлш. Вскоре после этого он начал изучать музыку Гурджиева/де Гартмана и исполнение музыки для Движений с миссис Аннет Хертер (ученицей Гурджиева и Томаса де Гартмана). В начале 1970-х он обучался у Иветт Гримо, которая аккомпанировала Движениям в Париже. В последнее время Ордэйл принимал участие в выступлениях на концертах музыки Гурджиева и де Гартмана в Майями, Торонто, Финиксе и Нью-Йорке. Он часто ездит в различные города в США и заграницу, чтобы поделиться своим пониманием работы над музыкой.

 

перевод Галины Савченко

Back To Top