САМВЕЛ КАЗАРЯН РАССКАЗЫ САДОВНИКА

 

Садовник.

 

(Рассказы садовника)

 

Имея сознательную любовь и привлекая Добродетель друзей, хочется создать такой сад, где бы царила Истина, Любовь и Добро.

 

Всю сознательную жизнь как я себя помню, а жизнь начинает переходить в сознательную фазу с наступлением ответственного возраста, который для мужчин наступает примерно с двадцати лет, получается со студенческих лет, я все время хотел стать садовником. Здесь я не так просто указываю на ответственный возраст, так как хочу этим фактом подтвердить мое искреннее желание, которое возникало вследствие работы всех моих трех центров. Хотя правда заключается в том, что третий мой центр стал совсем недавно работать как самостоятельный думающий орган; он смог приобрести способности мозговой деятельности вследствие образования и взаимодействия двух существующих мозгов.

 

 

Откуда у меня этот писательский зуд, что покоя мне не дает? Я сам еще не до конца в состоянии определить для себя концепцию своей жизни, нуждаюсь в эзотерической школе и в учителе;  для того чтобы можно было научиться работать над собой еще усерднее, для ускорения процесса понимания; ведь еще так много предстоит понять. Тогда, может (а не может быть так, что), отпадёт и желание структуризации моего жизненного пространства, не будет сада, останется всеобщее Истина и Добродетель; ради этого прославился и был распят Иисус Христос.

    

 

Можем ли мы требовать эволюцию от других сородичей кроме нас самых? Катастрофизм и тревога за существование человека стали заботой у тех индивидуумов, которые в своем развитии стали Другими, которые стыдятся за нынешнее состояние людей, за их дела. Самое наибольшее в этой ситуации, что мы можем предпринять, это следить за нашим Состоянием. Мы можем продолжать жить, присутствуя в себе, в своем теле и, как Добродетель, в Истине. Раскрыть Истину (по мере своих возможностей) в больших пространствах и подействовать на сердца людей так, чтобы Объективная Истина проникла в сознание людей, преобразила человека изнутри, возродила его душевную жизнь, и этим способствуя передачи Благодати окружающим. Помощь людям в получении этой энергии, указывая путь, и будет со стороны строителей сада тем средством, которое облегчит страдание нашего Общего Отца. 

 

 

Я решил писать фрагментарно, но со связями глав между собой. Писать, наверно, не трудно, если есть что писать. И  писать можно только о том, что ты пропустил через себя, пережил лично, осознал пережитое. Еще немного литературного языка, который у меня, конечно, не достаёт, помощь друзей и, и …

 

Глава о Нарекаци.

 

(фрагмент из рассказа Садовник)

 

Очень часто по утрам, во время работы испытываю я близость Истины, какие то проблески, может быть, проблески какого-то другого понимания. Так я понимал Нарекаци.

 

К этой моей записи 2008 года и возвращаюсь сейчас.

 

Прочитав книги Гурджиева, мне, почему-то показалось, что если я опять прочитаю «Матян охпергутян» Григора Нарекаци, я ее пойму, найду ключи к пониманию. Итак, «Нарек» стал моей настольной книгой.    

                                                                                                           

Прошел примерно год, ничего в моих чувствах, а, может быть, ощущениях, не меняется. И однажды я сам себя спрашиваю: а почему Нарекаци я не читаю по утрам, ведь книги Гурджиева, книги его учеников я читаю только утром рано, когда даже и солнце не поднималось? Вот тебе и первый ключ.      

  

В чём заключается восприятие и эффект утреннего чтения. В первую очередь утреннее чтение начинается для меня в основном в четыре утра. Это те четыре часа сна, к которому я себя приучил еще со студенческих лет. В основном я ложусь спать в двенадцать часов, следовательно, просыпаюсь в четыре, сразу встаю с пастели и одеваюсь. У меня никогда не было привычки после сна лежать в пастели. Со временем я еще приучил себя и к быстрому сну, оказавшись в постели, я моментально засыпаю.

 

«Вельзевул»  мне «поддался» (если что-то и поддавался) именно благодаря утренним чтениям и вдобавок для лучшего понимания прочитанного, садился я напротив стены на расстоянии шага от нее и, почему-то, все в белом. И я заметил, что все мои три центра по утрам, когда я работаю, думают, ощущают и чувствуют совсем по-другому, чем днем. Я разложился, во мне стал жить еще кто-то, противоположный к тому, кто я есть после утра. Я стал как будто двумя людьми (два человека). Было заметно, как много они отличаются друг от друга, абсолютно разные люди, только одно у них общее, имя Самвел. Этот второй человек, который был во мне, когда я выходил из дома, чтобы идти на работу, сразу засыпал и оставался один Самвел; хотя иногда спящий о себе заявлял днем. Со временем это стало проходить чаще.

 

Прошло еще примерно пять-шесть месяцев, после того как я не регулярно, но читаю Нарекаци уже только по утрам.  И вдруг, во время очередного чтения, почувствовал я сильнейшую боль, не объяснимая такой силы боль, что стал плакать. Не могу остановиться,  не  в состоянии вмешиваться, какой то бесконтрольный процесс. Когда пришел в себя, наверное, минут через пять, а может быть и гораздо больше, заметил я странность моей позы; все это время, пока плакал, держал я книгу в руках и прижатая к животу. Странность состояла в том, что во время чтения, когда я сижу за столом, книга у меня всегда на столе, и это значит, что при боли я взял ее со стола и прижал к животу механически, когда плакал. А, может быть, и нет, так как в этих чувствах участвует именно эмоциональный центр, расположенный в брюшной части, в месте, называемом солнечным сплетением, и «мозг» которого я не в состоянии контролировать по своей воле.

 

Других ключей я больше не нашел, но почувствовал то огромное страдание, которому подверг себя сознательно Нарекаци во время писание своей книги, которая служит органоном для приобретения бессмертной души. Вот поэтому «Нарек» у армян считается медицинской книгой для исцеления, служит для спасения человеческих жизней, даёт понимание смысла и цели существования человека как сущности. Это и есть, наверно, самый главный ключ понимания Нарекаци. И как дают имя живому человеку, народ придумал и дал книге «Матян охпергутян» (“Книга скорбных песнопений”) имя «Нарек», одухотворяя её.

 

И сейчас, когда я пишу об этом, я с трудом сдерживаю мои слезы; у меня перед глазами сидит Нарекаци у себя в маленькой каменной келье (камни которой пропитаны запахом воска) и «страдает» свою книгу. 

 

Нарек после этого, я не читал, но думаю, нашел то, что искал. Было ощущение приближённой Самости, я мог познать свою ничтожную личность и «мечтать» о своей сущности.      

            

А не может быть, что есть прямая, непосредственная связь между Нарекаци и Гурджиевым? И если есть, то, что за связь, которая может тянуться между 10 и 19 веками.     

                                                                                                                                                                                                                     В Какой-то период времени у меня было, так скажем, желание изучить жизнь и деятельность отца Григора Нарекаци, епископа области Андзев, Хосрова Андзеваци. Было понятно, что Нарекаци без настоящих учителей и наставников, которые помогли его в Работе и выборе пути, не достиг бы свободной вере. Его дядя (двоюродный дед) Анания Нарекаци, настоятель Нарекского монастыря, и отец епископ, конечно, были как раз теми учителями, давшие ему подлинные знания истины. Но здесь возникает вопрос, а откуда у них самих, эти истины и знания? Вопрос оставался для меня открытым, пока я, читая Гурджиева, не стал искать Сармунгское братство, на три дня пути от древнего города Нинесия (современный город Мосул в Ираке) как описывал Гурджиев. И я понял, не могу объяснить, почему именно так понял, но вряд ли «существенским существованием», которым обладает объективный разум, от которого я еще далек. А может быть, понял по тому иррациональному мышлению, которое часто помогало Шопенгауэру и Ницше не один раз, я был уверен, что братство Сармунг как раз находился или в марзе Андзев или где-то поблизости. Только наличие эзотерической такой школы как Сармунгское братство и связь со школой этих двух величайших умов того временны отца и дядю Григора Нарекаци, способствовала, в первую очередь тому, что они сами стали такими учителями – выразителями истинного, неиспорченного христианства, еще и благодаря которым и возникло такое явление, как Григорий Нарекаци. Отсюда вывод: и у Нарекаци и у Гурджиева один и тот же источник, они оба прикасались одним и тем же “святыням”.

 

«Книга покаяний» Нарекаци (не как общее принятого названия книги «Книга скорбных песнопений»), основана на том, что покаянием можно достичь единства для создания бессмертной души, которая у Гурджиева создается сознательным трудом и намеренными страданиями.         

                                                                                                             

Остается мне изучить музыку, созданную Нарекаци, и сравнить с музыкой Гурджиева. В этом вопросе у меня есть прекрасный друг и помощник Гагик Мурадян, странствующий и страдавший гусан, кто понимает Нарекаци сущностью. Я думаю, и здесь мы найдём очень много общего. Для Нарекаци и Гурджиева музыка-  это способ развития центров, а также установления и развития связей между всеми тремя центрами, способствующие пониманию. А в центре всей этой конструкции треугольника – Бог.    

                                                                                              

И так у обоих: Человек может создать бессмертную душу из себя, он не рождается с готовой душой, а имеет возможность в создании.

 

2011 г. лето, осень 2012 года

 

Back To Top