ОТРЫВКИ О ДВИЖЕНИЯХ ИЗ КНИГИ ИРМИС ПОПОВ «ЕГО РАБОТА НА СЕБЯ… C ДРУГИМИ…НА РАБОТУ…»

Первый отрывок из части 2 (Гурджиев в Нью-Йорке, 1948-1949), глава 6

 

…Мы, [члены] более ранней группы г-на Успенского, обратились теперь к совершенно новому опыту. В целом нам представили тонкости гурджиевских обязательных, храмовых танцев, молитв дервишей и Движений на координацию всех видов. Это было что-что совершенно отличное от того, что мы ожидали; мы, кто с нетерпением ожидали большего количества разговоров и дальнейших комментариев к диаграммам и идеям, которые глубоко овладели нашими умами и сердцами!

 

Все разговоры были отложены в это время; это касалось также диаграмм. Никто не задавал вопросов, не говоря уже о том, что на них не давали ответов. Тот, кто хотел, мог слушать чтения «Все и Вся» и выполнять Движения. Нас уверяли, что это была большая честь, ибо было много людей, заинтересованных в их выполнении, но кто никогда не имел этой возможности, и которая была теперь открыта нам. Это было необходимо для нас – подготовить также наш двигательный центр, поскольку ему нужно было почувствовать вкус дисциплины. Фактически все эти долгие месяцы подготовки, чтения, пока мы сидели на жестких без спинки деревянных скамьях по три или более часов, выслушивание унылых голосов, читающих со скучной монотонностью из книги, которая не имела смысла ни для кого, лишая себя сигарет, пока мы были заняты таким образом, борясь со сном (мы были уставшими после обычного рабочего дня), вопреки холоду, вопреки голоду (поскольку мы часто читали, когда мы должны были обедать и не могли поесть, пока чтение не закончится почти к 9 часам вечера), борясь с телесными нуждами, так как мы не могли найти оправдания для удовлетворения потребностей нашей физической системы, пока чтение продвигалось дальше, все эти и другие неудобства, которые я не считаю необходимым перечислять, были формой подготовки и в значительной мере представляли часть платы, которую мы должны были вносить ради чести работать с несравненным Мастером танца, великим магом г-ном Гурджиевым.

 

И это было действительно честью! Мы работали в невероятном темпе, крутясь, кружась, принимая совершенно неслыханные позы, которые никогда кто-либо из нас до сих пор не выполнял; мы учились разрушать ассоциативные движения, координировать, разобщать координацию, напрягать нашу память словами, последовательностями, числами и ритмами, совершенно нам незнакомыми.

 

И теперь пришло время продолжить дисциплинировать наши тела в зале студии, который был арендован с этой целью. Там мы пребывали по два или три часа, считая, шагая, разделяясь, вращаясь, меняясь местами, кружась, прыгая, многократно повторяя – то, что мы никогда не мыслили возможным для кого-либо, и особенно в этой группе, поскольку все мы были среднего возраста. Вскоре наши тела начали отвечать; уже присутствовало подобие гармонии и порядка в наших скоординированных движениях, когда момент, на который мы надеялись, пришел неожиданно: люди из Мендхама присоединились к нам в зале студии однажды вечером. Все они были там – те, которых мы не видели в течение многих месяцев и к числу которых, как мы всегда чувствовали, мы принадлежали, и кто довольно логично разорвал все отношения с нами, начиная с отъезда г. Успенского, боясь гнева Мадам, если бы они не сделали этого.

 

Это был торжественный момент, полный значения и душевного волнения − момент, который поразил меня: я была теперь свободна от этих людей как людей. Я больше не отождествлялась с ними. Они искали. Я пыталась найти. Мы работали в том же самом направлении. Теперь мы были вместе там, где были разрозненны какое-то время назад. Это было все.

 

Мы работали и делали то, что могли. Могу сказать, что для меня все это было больше ради выполнения групповой работы и работы с другими, нежели по причине того, что у меня было какое-то понимание того, что я делала.

 

Затем наступил один вечер, когда, в середине упражнения-вращения, я услышала на расстоянии тяжелый шаг. Это было далеко от того места, где мы стояли, выполняя наши движения. Фактически это нельзя было бы услышать в нижней части студии, но только снаружи в холле здания. Шаг, который был зловещим, тяжелым, правильным.

 

Я не знала, кто это был, так как он только прибыл в то утро, и о его визите в студию не было объявлено. Но вдоль всего моего позвоночника ползло такое же ощущение, которое мне знакомо с Мендхама, когда приближалась Мадам, и я просто знала, что пришел г-н Гурджиев: Я чувствовала это в моих костях. И я была права. Прошло немного времени, прежде чем он появился. Его присутствие абсолютно заполнило пространство между ним и нами. Его мощь в этом отношении была неописуема в той мере, в какой это касалось меня.

 

Г-н Гурджиев источал устойчивость и внутреннюю силу; он вызывал непосредственное уважение и приковывал внимание. Я сразу поняла, почему никто не мог игнорировать его присутствие, где бы он ни находился; увидев его, нелегко было отвести от него глаза, но также никто не мог не испытывать ощущения притягательности, которое он вызывал. Действительно, он был Мастером!

 

Он сразу приступил к своим в высшей степени безмолвным, однако часто многословным обучающим практикам и заставлял нас кружиться в безупречной гармонии или свободно, в зависимости от ситуации. Это не тот опыт, о котором можно много говорить, но ни один человек, которого он коснулся своим магическим жезлом, не мог неизменно оставаться тем же самым! Не было необходимости учиться у него годами непрерывно и с тем, чтобы заслужить и получить печать как одного из его учеников. Даже одного раза могло быть достаточно, чтобы почувствовать его влияние, чтобы прийти к нему фактически без предвзятого антагонизма. И его влияние в течение этого единственного раза могло быть достаточно сильным, чтобы оно ощущалось до конца жизни. Никто и никогда не мог забыть его.

 

Относительно себя я знаю, что полюбила его с того момента, когда увидела его. Я видела доброту и сострадание в его сверкающих глазах. Из этих двух впечатлений во мне родились удивляющие восхищение и преданность. Это, должно быть, раскрыло источники моего понимания, иначе он бы не мог врезаться так глубоко в мое сердце и добраться до мозга костей за такое короткое время!

 

***

 

Движения в целом, а некоторые из них и в частности, подобны снежинкам: каждое – предмет красоты, полноты в себе, оригинальное в своем уникальном узоре. Каждый узор видим только тем, кто рассматривает его через микроскоп своей собственной сущности; целый ансамбль, великий покров жизни, одинаковый и все же разнообразный, и всегда грациозный, подобно падающему снегу.

 

Поскольку были вовлечены мои отрицательные эмоции, терапевтическое значение Движений было огромным. Не напрасно г-н Гурджиев называл себя просто Учителем танцев. Действительно танцев, но на каком уровне! Через Движения он обнажал души своих танцоров, он срывал с них маски, заставлял их увидеть себя в своей абсолютной наготе, в то же самое время он поднимал их из грязи, по которой они ковыляли, предоставляя им посредством этих схем высшие пространства в себе, откуда они могли начать выполнять свою работу.

 

Работать с г-ном Гурджиевым над Движениями было чем-то неописуемым, оценивая это из моего собственного, очень ограниченного опыта, когда он находился в Нью-Йорке в последний раз. Это было в зале для Движений, он становился живым, с пламенем, которое горело в нем; он величественно возвышался перед нашими глазами, диктуя Движения, изменяя ритмы, определяя ошибки, высмеивая, в то время как мы стояли все во внимании, готовые следовать за каждым его жестом; меняя один номер за другим, давая тут же быстрые объяснения, никогда не идя на компромисс, требуя больше и больше усилий, играя без пристрастий, подстегивая понимание. Г-н Гурджиев источал живость и силу, он вибрировал от энергии, которую он щедро передавал как тем, кто танцевал под его руководством, так и тем, кто наблюдал за Движениями. Его пристальный пылающий взгляд перемещался во всех направлениях и приводил мысли, эмоции и движения каждого к одной единственной простой точке ощущения единства и усилия.

 

Лично для меня было настоящим открытием понять, что «Борьба магов», этот известный балет, который разжег воображение людей и который многие с надеждой ожидали с тех пор, как они впервые услышали о г-не Гурджиеве тем или иным путем, фактически осуществлялся все время в каждом из нас − неизменный танец всех наших «я», та пестрая множественность, которая формирует нашу личность. Тем временем Совесть спит внутри нас, и нет никого, чтобы засвидетельствовать это действие, нет публики, чтобы увидеть ее: вместе с принцессой заснул весь ее двор. И Сознательность, принц, который принесет осознание и жизнь – все еще далеко-далеко!

 

Я вижу совершенно ясно, почему никто не помнил, чтобы балет «Борьба магов» был поставлен. Я чувствую, что это произошло, потому что вся система Работы, которой г-н Гурджиев дал рождение и которая все еще ассоциируется с памятью о нем, сейчас, когда его не стало, является сама по себе известным балетом, который он рекламировал и который привел к нему очень многих людей, заинтригованных его рекламными объявлениями – балетом, осуществления которого они ждали на протяжении многих лет; балет, в котором все мы превращаемся в Белых и Черных магов, чтобы в свою очередь обрести колоссальную борьбу с самими собой, с усилием нейтрализовать нашу негативность и превратиться в Белых магов, чтобы достичь в некоторой степени более высоких уровней посредством неослабевающей работы над собой. Довольно естественно, что этот балет никогда не был поставлен: это наш личный балет, и мы не можем увидеть его, хотя работаем над ним тем не менее ежедневно. И здесь заключается красота всего этого, истина, которая становится очевидной, когда каждый почувствовал полное воздействие Движений в каждой клеточке.

 

С тех пор как г-н Гурджиев сначала начертил свой собственный путь и начал работать в направлении своей личной цели, он, очевидно, начал следовать своему плану на основе Закона Наоборот. Возможно, он никогда не собирался ставить какой-либо балет – если бы он хотел организовать это, он бы так и сделал, так как он был человеком, для которого невозможное, казалось, не существовало, а если и существовало, то как намерение это преодолеть. Конечно, он не намеревался поставить его «как принято». Между тем весь мир стал его сценой; пьеса подготовлена, хореография поставлена, и танцоры начали готовиться к большому событию, в лице его учеников, с самого начала и до наших времен проводились постоянные репетиции всего балета, поддерживая его живым и пылающим в глубине их сердец

 

Г. Гурджиев разжигал огни воображения посредством своих бесед о его будущем балете, и все время он видел его в развитии, в действиях каждого члена его труппы как индивидуальных, так и коллективных.

 

Безусловно, с тех пор, как существовали Движения и преподавались, многие люди верили, что они готовились к тому дню, когда Великий Балет будет поставлен во всей его славе. Другие, уже разочарованные провалом балета и тем, что он так и не принял форму, упрекают г-на Гурджиева в том, что он говорил глупости, или удивлялись, почему он вообще говорил о балете, размышляя над тем, хотел ли он сбить с толку людей просто ради привлечения внимания к себе и к его группам.

 

Сбить с толку … какая неадекватная мысль! У Закона Наоборот нет возможности для того, чтобы сбить с толку. Нет намерения «увести» от чего-либо, но, скорее, определенное усилие состоит в том, чтобы «привести к чему-то». Но каждый должен найти что-то для себя, и то, что находит искатель, является истиной в тот особый момент и для той определенной личности. Все остальное будет иметь характер того, что воспринято от других, основанного на слухах и принятых на веру. По моему ощущению, г-н Гурджиев никогда никого не сбивал с толку, а просто использовал Закон Наоборот для поддержания собственной работы, и в то же самое время для того, чтобы сделать Систему доступной людям, которые пришли для формирования его групп.

 

Как я упоминала прежде, когда он впервые появился среди нас в нашей группе в Студии, где мы практиковали Движения, все мы стояли, застыв во внимании в его присутствии.

 

Он велел нам попытаться танцевать первую часть определенных двигательных упражнений «как черные маги». Я поняла из сказанного им, что мы должны изображать безобразные лица, ужасные гримасы и негармоничные жесты: самое худшее, самое уродливое, что приходило нам на ум и что мы могли проявить, чтобы изобразить гнев, страх, зависть, жажду, тщеславие, и гордость.

 

Каждый начал перемещаться назад и вперед в неистовом изменении позиций и темпа, вращаясь один мимо другого с сатанинской яростью, создавая отвратительные лица. Когда упражнение началось, я тоже начала вращаться. Но поскольку я видела лица вокруг меня, я обнаружила, что не могу заставить себя действовать. Я почувствовала себя неожиданно вросшей в землю. Я была неспособна двигаться, а вращающиеся фигуры двигались возле и вокруг меня как безумные. Я начала бороться, чтобы пробиться вперед за пределы линий танцующих сквозь всю эту неистовость танца. Наконец я достигла того, на что, как мне казалось, потребовалось много времени. Я вышла рядом с креслом, на котором сидел г-н Гурджиев. Я была готова к взрыву его ругательств, но теперь я чувствовала себя уверенной.

 

Я посмотрела на него, наши глаза встретились, и я обрела себя. Тотчас я увидела мое состояние, полное предрассудков, мое отождествление со всеми вещами, которые я прочла о ведьмах и демонах, дьяволах и прочем в этом роде. Я была неспособна гримасничать, потому что я боялась стать черным магом просто через создание такого лица. Я была несвободна. Я была рабой этого глупого страха. И каков в действительности был черный маг, и что же я понимала под ведьмой? Вообще ничего. Я была марионеткой, раздерганной обрывками рассказов и историй, услышанных в детстве.

 

Это был очень глубокий опыт, и я поняла так много за такое короткое время! Я все еще смотрела в глубину себя, когда увидела, что танцующие изменились под его руководством, и теперь появились Белые маги. Они были теми же самыми людьми: движения, однако, теперь были красивы; они были гармоничными, мягкими, текучими и вызывали чувства любви и сострадания, благочестия и благоговения. И я видела все больше и больше в себе, понимая, что они были также лишь терминами, которые я слышала, видела, читала здесь и там; то, что я не знала ничего об их реальном значении и всегда считала их само собой разумеющимся как данность, даже не зная в каком-либо случае, переживала ли я эти эмоции вообще.

 

Это случилось в самом начале прибытия г-на Гурджиева в Нью-Йорк. Я всегда благословляю тот момент, когда это произошло, вследствие чего я никогда не была больше тем же самым идиотом. Идиотом я оставалась годами, но не тем же самым типом идиота. Я видела тогда что-то, о чем я никогда прежде не мечтала. С того времени моя цель сосредоточилась на познавании себя все больше или больше; на наблюдении вещей в себе, на которые я закрывала глаза или которые никогда не предполагал найти в себе. Фактически наша работа, по крайней мере моя работа с г.Успенским, была очень интенсивной, но акцентировалась прежде всего на самовспоминании, на попытке пробудить ум, чтобы понять богатство идей, которые он преподнес нам столь щедро. Но я не сделала никакой определенной работы самостоятельно, никаких направленных упражнений по самонаблюдению. Я признавала потребность в них, потому что они казались желаемыми для меня, так же как я думала о данных им идеях, поскольку я находила их интересными. Ничего другого.

 

Когда г-н Успенский сказал нам, что мы должны наблюдать себя, потому что психология означает, прежде всего, «знать себя», я чувствовала, что это должно быть так и что это было важно. Я пробовала наблюдать себя наилучшим образом, как это возможно, в обычных условиях, включая мои «нравится – не нравится»; но реальная, актуальная работа над самонаблюдением, моя борьба с собой в этом отношении не началась в полную силу для меня до тех пор, пока г-н Гурджиев ни прибыл сюда.

 

Вне сомнений, это была именно я, кто пока еще не был готов к этой фазе Работы, но это было так, как было, пока не пришел тот момент, о котором я говорю, и у меня был этот опыт – внести свой вклад в группу, с которой я работала в то время. Мой руководитель, г-н Найленд, знал вполне хорошо, как поделиться с теми, кем он руководил, и как передать им его обширные знания относительно беспристрастного самонаблюдения.

 

Все же это продолжалось долго, очень долго, прежде чем для меня стало возможным попытаться ощутить себя присутствующим в моих напряжениях, когда я принимал обычные положения или жестикулировал согласно моему состоянию ума, чтобы быть в конечном счете способным наблюдать их. Мне снова говорили, что каждый человек имеет ограниченное число поз, соответствующих каждой установке, мысли, эмоции; позы, специфические для самого себя, которые проходят незамеченными бóльшую часть времени. Теперь это что-то значит для меня. Я начала распознавать вкус, характерный для моей гаммы эмоций: страх, гнев, гордость, отчаяние, месть, сочувствие, привязанность, удивление и восторг. Поскольку я предпринимала усилия наблюдать себя менее субъективно, поскольку я училась выполнять движения моим телом после освобождения моего ума от бесполезных задач, следующих шаг за шагом, порядок, в котором я перемещалась и начинала наблюдать, не думая, что мое тело перемещалось, я начала видеть связь, которая существовала − для меня − между Движениями, которые я выполняла в зале для упражнений и во время моих собственных ежедневных индивидуальных движений.

 

И пришло понимание, что перекошенные лица, гримасы, неистовые жесты и усмешки, которые я несла в себе, были точно такими же, как те, которые я видела запечатленными на лицах танцующих, к которым я не желала присоединиться, когда г-н Гурджиев заставлял нас вращаться в студии Карнеги-Холла в попытке экспериментировать с его «Борьбой магов».

 

Неудивительно, что я отказалась двигаться! Я не желала встретиться с собой и скрывалась за суевериями и табу, чтобы оправдать свое неприятие. Но теперь я была свободна. Я должна была видеть черного мага внутри себя; видеть все мои негативные гримасы, пронзительное, визжащее «фс», с чем я должна была бороться за жизнь по порядку в дальнейшем, чтобы спасти мою спящую принцессу из их тисков до тех пор, пока не придет время для ее пробуждения.

 

Эта мысль помогла мне бороться с моими негативными мыслями, отношениями и эмоциями; мысль, что я сама являюсь одной из постановок, в которой балет г-на Гурджиева продолжается все это время. Есть моменты, когда мои Белые маги объявляют победу и совершенно закрывают двери перед вторжением мародеров, которые являются их противоположностями. Я училась чувствовать запах их приближения, ибо иначе они приходят и идут незамеченными, подобно истинным магам. Но я научилась парировать, ощущать их близость, и это я сделала полностью посредством набора жестов, гримас, перекошенных лиц и визга или хриплых звуков, которые предвещали их появление.

 

Движения мне очень помогают в этом отношении. Они помогают мне фиксировать напряжение, находить специфическую для меня позу, которая приводит к освобождению от негативности или поглощенности ею. Много раз я нахожусь на грани того, чтобы говорить резко, когда я размахиваю руками (жест, который я уже опознала как мой личный при наступающей раздражительности или гнева) – это и есть вестники прибытия Черных магов. Сразу меняется темп, изменяется ритм, и Белые маги появляются в пространстве битвы, чтобы свергнуть захватчиков.

 

И те Движения, которые стали моими в виде трехцентровой формы, оказались орудием, которое я использую в моей борьбе против тяги вниз, вызванной инерцией. Есть Движения, которые я выполняю, чтобы вернуться в состояние равновесия, другие − чтобы преодолеть отчаяние или печаль; третьи − чтобы пробудить и ускорить мое желание двигаться дальше, мое желание жить, и лучше всего те, через которые мое тело молится, в то время как мое целое прославляет Бога за помощь, которую Он счел подходящим привнести в мой опыт благодаря Преподавателю Танца, Его исключительного слуги, Георгия Ивановича Гурджиева.

 

***

 

Таким образом, в разговоре о Движениях мне бы не хотелось создать впечатление, что я много знаю о них – их происхождение, значение, цель. Я говорю о них просто на основе моего личного опыта, поскольку я выполняла их, думала о них, понимала их для себя. Я говорю, находясь на моем собственном очень простом и практическом уровне. Это как раз тот уровень, на котором, насколько я знаю, нет ничего, чтобы бросало вызов нашей Системе; Системе для тех, кто живет и борется посреди жизни, в Мире, кто не может бросить ни своих обязательств, ни удовольствий, чтобы искать руководство в царствах Монаха, Йога, или Факира – для того, чтобы войти в них, первое, что необходимо, – отказаться от всего.

 

Мое первое знакомство с Движениями имело характер сложной задачи. Я никогда не делала или не видела их. Я никогда особенно не интересовалась физическими упражнениями и конечно никогда не подозревала, что такие нескоординированные последовательности, такие усложненные круговые Движения могли бы быть осилены таким простофилей, как я. Когда я энергично взялась за них вместе с несколькими другими людьми, кто уже выполнял Движения, и также со многими другими новичками, подобными мне, я обнаружила, что я должен уделить пристальное внимание инструкциям, которые нам давались, чтобы хоть наполовину быть способным пытаться следовать им. Это было невозможным, чтобы мое внимание колебалось; потому что один упущенный момент – и я бы потеряла весь путь, где я находилась. Никакая имитация невозможна в Движениях. Ряды и линии движутся постоянно, по-разному, изменения позиций следуют подобно текущей воде, и никто не знает, особенно вначале, каким образом смотреть. Все настроены против подражания и испытывают желание совершать собственные ошибки, предпочитая это правильному Движению и своевременному подражанию кому-то. Но даже с лучшим намерением подражать это было бы трудно осуществить, учитывая природу самих Движений.

 

Кроме того, я вскоре выяснила, что не могло быть и речи об этом «учитывании». Как только я добилась того, чтобы моя собственная воля определяла мое место, где я стояла, я не беспокоилась о впечатлении, которое могла произвести на преподавателя, или на людей, кто наблюдал, или на кружащихся вокруг меня. Я не могла «учитывать» их и пытаться двигаться разумно и следовать инструкциям, по мере того как они передавались.

 

Я нахожу, что сама невозможность думать об интересах обычной жизни в то время, как я поглощена практикой, имеет большую терапевтическую ценность. Это приводит к полной релаксации, независимо от того, насколько энергичными могут быть Движения в данном количестве. Кто бы ни приходил с тяжелыми мыслями или мыслями любого рода, для того, чтобы выполнить Движения, он должен обязательно оставить эти мысли вне Зала для Движений перед тем, как сесть на пол, ожидая инструкций. Таким образом, становится возможным провести целых два часа, занимаясь тем, что не имеет отношение к ежедневным заботам и беспокойствам; это истинный рай, куда они не получают никакого доступа. И при отсутствии учитывания каждый в конечном счете делает то, что делает, и изучает Движения по крайней мере с определенной степенью своей собственной точности. Я обнаружила, что это усилие оставило во мне внутреннее накопление энергии, которая впоследствии позволила ощутить ее в жизни как равновесие и физическую способность противостоять трудностям без воображаемых эмоциональных затруднений.

 

Конечно, так было в моем случае. Я понимаю, что все мы созданы по-разному, однако все мы в нашей группе Движений обсуждали наш опыт свободно, и я могла увидеть без труда, что большинство из нас реагировало подобным образом. Время от времени некоторые люди, возможно, реагировали иначе из-за индивидуальных внутренних беспокойств, отчасти за пределами границ нашего ежедневного обычного состояния, но они всегда оставляли Движения (кто-то – по своей собственной воле или совету), конечно, гораздо раньше, они даже могли догадываться о сказочном богатстве, которое они отвергали.

 

Нужно отметить, меня всегда удивляло, что небольшой горстке такого рода людей, которых я знал на протяжении какого-то времени, всегда казалось, что чего-то не хватает в Движениях, а не в них самих. Однако именно они, главным образом, мечтали об «энергиях», которые могли быть развиты посредством восточных учений, кто хотел стать магами, черными или белыми, и кто, поскольку была принята дисциплина, был слишком слабохарактерным или слишком озабоченным их собственной важностью, чтобы честно испытать Работу их двигательного центра.

 

В любом случае Движения научили меня, как отдыхать в пути, что раньше могло казаться сверхъестественным для меня. Я также обнаружила, что у меня были мышцы, которые я никогда не ощущала, что они есть. Я училась устанавливать контакт с ними через ощущение и напряжение; училась принимать положения, которые, хотя совершенно естественные и легкие для моего тела, я никогда не применяла в обычных жизненных условиях; таким образом, лишая себя движения или ограничивая его очень немногими скудными жестами из всех тех сотен движений, которые являются возможными благодаря комбинации всех членов, движущихся в унисон и противоположным образом, и различными способами.

 

Движения научили меня видеть себя так, как я никогда не видела себя прежде. Моя кровь циркулировала свободно, потоотделение было очень здоровым; не раз я приходила выполнять Движения утомленная и измученная после дня тяжелой работы и едва способная держать глаза открытыми, но оставляла класс после практики переполненная ощущением здоровья; мои мускулы покалывали от оживления, глаза были ясными, я воодушевленной, и мои эмоции находились под полным контролем. Этот опыт, в котором участвуют все, кто выполняет Движения, подобен тому, когда они делают их с пониманием и отдачей себя им, игнорируя «эмоциональное переполнение», которое прекращается ради реальной эмоции в нас.

 

Нам говорили, что Работа должна быть помещена между жизнью и нами самими. Через выполнение Движений я впервые смог применить это на практике. Моим чудовищем был гнев: мой набор жестов и гримас для выражения этого был сам по себе очень богат. Среди различных позиций рук и других поз, которые мы взяли из Движений, я нашла много таких, что помогли мне осознать мои собственные бесполезные жесты; и когда я находила себя в обычной жизни потерянной от ударов, я немедленно становилась отрезвленной, когда жесты, автоматические, какими они были, пробуждали мое тело, а мое тело в свою очередь пробуждало во мне «я», которое наблюдало и видело продолжение всего. Это «я» называлось «стоп!» и «стоп», столь богатое эмоциональным содержанием для меня, в конечном счете достигло цели в том, что дало мне относительную свободу от этих изнурительных проявлений, в которые я прежде непрерывно была вовлечена.

 

Это не все, что дали мне Движения на абсолютно практическом уровне. Они также пришли мне на помощь, когда я обнаружила, что мой ум блуждает, или когда я теряла себя, продолжительное время беседуя с самой собой, беспокоясь о том, произойдет или не произойдет то или иное событие, действовать таким или иным образом, говоря самой себе, что я поставлю того или другого человека на его место, размышляя, что имела в виду та или другая, когда она говорила те или иные слова мне или смотрела на меня тем или иным образом. Когда же я оказывалась потерянной в этих тщетных проявлениях, я обращалась к Движениям и начинала повторять в уме какие-нибудь числа, которые я так хорошо знала и любила. Я довольно твердо пыталась не потерять себя до того, как не доведу свою ментальную задачу до конца; и так как многие Движения выполняются в каноне, и каждый ряд движется по-разному, я должна была переходить из ряда в ряд, иногда считать, а иногда повторять определенные слова, которые их сопровождали, и целиком все упражнение могло так увлечь мое внимание, что становилось невозможным для меня улетать очень далеко в своих мыслях о чем-либо другом.

 

В этом смысле многие Движения стали глубоко моими до такой степени, что, насколько я помню, я могла делать и знать Движения мысленно и ясно видеть не только самого себя, но и людей, которые стояли рядом со мной в других рядах и выполняли Движения со мной в определенное время, когда я разучивала определенное упражнение. Я нахожу, что это превосходное противоядие тенденции растрачивать энергию впустую посредством внутреннего разговора. Набор Движений, который становился нашим собственным, служит нам для жизни; Движения возвращаются к нам в тысячекратном размере того, что мы помещаем в них. Они страхуют от негативной скуки, это тонизирующее средство для уставших нервов, они помогают ослабить перенапряжение, это гибель для беспокойств, так как две мысли не могут господствовать в уме одновременно. А в преклонные годы или когда Движения больше не выполняются в группе, они становятся источником энергии, которая протекает ежедневно, чтобы подготовить себя начать день, пробудиться в гораздо лучшем состоянии, чтобы начать борьбу против сна и против самого себя.

 

В течение процесса изучения и выполнения Движений, они наделяли меня тем внутренним качеством, которое создает силу, выносливость и сопротивление, взращивая способность встречаться с ежедневными жизненными условиями, которые надоедают, расстраивают, неприятны, раздражают. В этом смысле они стали для меня дополнительным оружием для использования его в борьбе против внутренних и внешних ситуаций, которые притягивают опасность и которые часто предлагали мне защиту и спасение от надвигающихся бурь.

 

Я использовала Движения во многих отношениях для работы над собой. Снова и снова я была заинтересована наблюдением за тем, как некоторые люди, особенно молодые, кто приступает к чтению и предпринимает усилия пунктуально посещать групповые встречи, кажется, не делая какого-либо движения вперёд, внезапно становятся беспокойными до тех пор, пока не присоединятся к классу Движений и начинают расцветать, по мере того как их понимание Работы стремительно растет, они отзываются на чувство дружеского общения – становятся вместе с другими частью целого в Работе, стремясь к общей цели.

 

В моей собственной жизни, лишенной разнообразия ежедневных впечатлений, что верно для большинства из нас, священные танцы и ритуальные Движения г-на Гурджиева принесли свет такой важности, что невозможно объяснить это тем, кто никогда не выполнял и, возможно, никогда не видел Движения. Ибо даже видеть их само по себе является переживанием, которое может тронуть человека до глубины души.

 

О тех, кто выполняет Движения, говорили, что они «выглядят как испуганные мыши». Мы прилагаем так мало усилий, чтобы быть, и так редки случаи, когда мы можем наблюдать других, занятых такими же усилиями в отношении себя, что у нас действительно нет никакого ощущения ценности в этом направлении. В обычном процессе танца, в обычных упражнениях, пока мы интересуемся впечатлением, которое мы производим на нашу публику, желая превзойти других и понравиться, мы отождествляемся с нашими собственными действиями, мы можем вполне потакать приятным улыбкам, чтобы показать, что мы знаем о нашей публике, и одобрения которой мы желаем. Но в Движениях – в сущности гурджиевской работы – невозможно выполнять их наполовину удовлетворительно, будучи в то же самое время погруженными в мечтания. Нужно работать и пытаться быть присутствующим.

 

Эта работа не подразумевает только Движения. Она требует, чтобы были проявлены внутренние усилия, пока выполняются упражнения. Об этом не может быть и речи, чтобы создавать впечатление звенящего колокольчика, выглядеть похожим на лебедя на озере, пока это происходит. Просто это не может так происходить.

 

Если Вы желаете проверить это, проведите простой эксперимент. Прочтите громко вслух простую поэму, которая имеет эмоциональное обращение (просьбу), слушайте молча каждое произносимое слово и с каждым словом делайте движение, принимайте положение, различное в каждом случае – не противоположное, но отличающееся – теперь тем, другим или всеми членами тела. Добавьте теперь счет; пробуйте двигать головой на счет два, руками – на счет четыре, одну ногу за другой на счет три. На протяжении этого пробуйте настойчиво удерживать ваше внимание; не теряйте из виду факт, что это вы делаете упражнение, что вы делаете это, потому что вы желаете БЫТЬ. Пробуйте потом повторить это в последовательности от начала до конца, или наоборот, или с середины назад и вперед, или в любой форме, как вы желаете. Это очень просто. Вы действительно не работаете; вы не должны беспокоиться о каноне, вам не нужно быть настороженными ради порядка, это должно быть выполнено сразу. Вы не знаете, что это означает работать над собой, наблюдать беспристрастно, отделиться от себя, чтобы видеть то, что вы делаете, без отождествления. Никто не наблюдает за вами; вам не нужно принимать во внимание никакого усилия, чтобы двигаться в согласии с другими, кого нет там вообще.

 

Но, несмотря на эту простоту, вы, вероятно, обнаружите себя отчаянно сконцентрированным на том, что вы делаете – если вы действительно желаете принять возложенную на самого себя задачу − до такой степени, что любой наблюдающий за вами непременно скажет вам, что вы похожи на нечто намного более не располагающее к себе, чем испуганная маленькая мышь! Вы извлечете большой урок: вы поймете на примере собственного опыта, что невозможно выносить суждение на основе поверхностного видения.

 

Обычно люди спрашивают, существуют ли книги, в которых показаны различные позиции для Движений; возможно ли выучить их наизусть? Скорее нет! В этом заключена часть их скрытой ценности. Движения необъяснимы, неописуемы. Их сила заключается в изучении их так, как они даны; в выполнении их не для себя, не ради совершенства или как физического упражнения, не для какой-то выгоды, но только ради работы над собой, работы с другими и, в широком смысле, – работы для Работы, позволяя вашему собственному потоку энергии перетекать в общий поток силы, благодаря которому Работа оживляет и исцеляет тех, кто входит в нее.

 

Это не то, на что можно рассчитывать, когда вы делаете движения сами; это то, как много значит для вас активность, как много вы понимаете без того, чтобы вам говорили что делать. Это то, каким образом они затронули вас, как много из них проникло глубоко в вас, что они могли бы даже противостоять удару смерти в памяти двигательного центра. Это как сильная связь, которая изобретена для вас и других в нашей цепи – с теми, кто обучал вас, с теми, с кем вы работали. И это прежде всего пространство, куда они помогают вам интегрировать весь ваш другой опыт Работы, выполнить долг перед Учителем Танцев, господином Гурджиевым, который стремился через эти Движения подвести вас ближе к гармонии, к вашему Отцу Создателю, пробудить в вас Желание Быть, чтобы возвратить ваш долг и «помочь утолить печаль» Его Бесконечности.

 

(перевод Татьяны Ровнер)

Back To Top