Ч.С. НОТТ ПЕРВОЕ АМЕРИКАНСКОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ

Первое представление было дано в Лесли Холле, все места были бесплатными. Зал был заполнен, что называется, «интересными» людьми, т.е. теми, кто читал, писательствовал, рисовал, сочинял музыку или просто говорил о подобных вещах.

 

Я нашел Орейджа за кулисами, он кружил маленькую девочку, взяв ее за руки, и разговаривал с мужчиной и женщиной, очевидно, ее родителями. Когда они отошли, он сказал мне, что мужчина – полицейский в штатском, посланный установить, что будут показаны танцы не «эротического» характера.

 

Я занял место в аудитории. Прошло много времени, и мы начали беспокоиться. Затем около девяти часов Орейдж взошел на трибуну и, попросив тишины, сказал: «Представление этого вечера будет состоять главным образом из различных движений человеческого тела, взятых из искусства Древнего Востока – упражнений священной гимнастики, сакральных танцев и религиозных церемоний, сохранившихся в некоторых храмах Турции, Тибета, Афганистана, Кафиристана, Читраля и других мест. Господин Гурджиев и другие члены «Искателей Истины» на Ближнем и Дальнем Востоке в течение многих лет проводили серии расследований, доказавших, что определенные азиатские танцы не утратили своего глубинного значения (религиозного и научного в действительном значении), которым они обладали в далеком прошлом. Сакральные танцы, позиции и движения в определенной последовательности всегда были одним из насущных предметов, изучаемых в эзотерических школах Востока. У них двойная цель: передавать определенный вид знания и быть средством получения гармоничного состояния бытия. Самые предельные человеческие возможности достигались через комбинации неестественных и непривычных движений; через исполнение их достигается новое качество ощущений, новое качество концентрации и внимания и новое направление мышления – все для точно определенной цели. Танцы на Востоке все еще имеют предельно иной смысл, чем на Западе. В древние времена танцы были ответвлением истинного искусства и служили целям высшего знания и религии. Человек, специализирующийся на предмете, передающем знание через искусство, в частности танцами, как мы, распространяет знание через книги. Среди ранних христиан танцы были важной частью церковных ритуалов. Древние сакральные танцы – не только средство для эстетического опыта, но сами по себе книга или письмена, заключающие определенное знание. Но эту книгу может прочесть не всякий желающий. Подробное изучение в течение многих лет сакральных танцев и специальных движений и поз доказало их важность в работе над гармоничным развитием человека; параллельное развитие всех его возможностей – одна из основополагающих целей господина Гурджиева. Упражнения и сакральная гимнастика используются в его системе как одно из средств воспитания у ученика моральных сил, развития его воли, терпения, способности мышления, концентрации и внимания, слушания, видения, осязания и так далее.

 

Программа этого вечера будет состоять в основном из групповых танцев. В Институте они предшествуют индивидуальным движениям, более сложным, большинство которых исполняется соло. В добавление к движениям мы продемонстрируем Сверхъестественный Феномен – один из предметов изучения в Школе Гурджиева, короткое разъяснение которого будет дано позже. Публику мы попросим не аплодировать».

 

После очередной длительной паузы появился господин де Гартман с маленьким оркестром. Томас де Гартман, аристократ старой школы, был служителем царского двора, но бросил дворцовую жизнь, чтобы посвятить все время музыке. Он был блистательным пианистом и композитором. В его балете «Аленький цветочек», одном из первых спродюсированных Дягилевым в Москве, впервые танцевал на публике Нижинский. Мадам де Гартман в двадцать лет была восходящей молодой оперной певицей. Они встретили Гурджиева в Москве, и когда пришла революция, буквально бросили всё и последовали за ним через горы в Тбилиси.

 

Я был поражен тем, как во время долгой паузы господин де Гартман сидел за фортепиано. Пока оркестр и мы, публика, суетились, напряженно перешептывались между собой, оглядываясь вокруг, чтобы посмотреть, кто пришел, де Гартман сидел очень спокойно, расслабленно внимая происходящему.

 

Наконец ученики взошли на сцену и стали в линии. Они были одеты в белые туники и штаны, туники женщин были длиннее, мужчин – короче. Волосы женщин были перехвачены золотыми лентами, мужчины были без лент. В последовавших азиатских танцах как женщины, так и мужчины были одеты в соответствующие великолепные костюмы, созданные Гурджиевым на основе тех одежд, которые носили на Востоке на протяжении веков до сегодняшнего дня, некоторые из них я увидел сегодня здесь.

 

По команде «Руки сторн» (или «Руки в сторону») ученики вытянули руки в сторону от себя, началась музыка, и держа руки таким образом, они отбивали сложные ритмы ногами. Они продолжали в том же духе, держа руки вытянутыми, еще пятнадцать минут или больше. Потом последовала «машина-группа», в которой движения должны были представлять работу машин или их частей – отдельные ученики или по двое, трое совершали различные движения, в целом все было гармонично.

 

Группа первых шести обязательных упражнений сменилась второй шестеркой обязательных. «Обязательные» – потому что ученики были обязаны пройти курс этих Движений до того, как были допущены к выполнению танцев и более сложных Движений. Они еще назывались «гимнастические упражнения», но кардинально отличались от того, что я подразумеваю под гимнастикой. Из первой шестерки три были из Храма Медицины в Сари в Тибете, еще три – из эзотерической школы «Пророки» в Кафиристане. Эти упражнения, Движения и музыка произвели на меня электризующий эффект. Это было так, как если бы я видел их прежде; они были новыми и вдобавок привычными, и я страстно желал всеми своими чувствами и инстинктами делать их сам.

 

За ними выступила большая группа с фрагментом «Инициация жрицы» из мистерии, называемой «Искатели Истины». Все эти движения, позиция, жесты и танцы как бы делали нас участниками религиозной церемонии. Музыка глубоко тронула меня, как в действительности и остальную публику; изменение атмосферы зала можно было чувствовать и осязать. Жена Гурджиева представляла жрицу в этой группе.

 

После этого настала очередь серий танцев дервишей в соответствующих костюмах. Они включали танец «Хо Йя. Дервиш из Чаня» (Хо Йя – «О, ТЫ, Живущий Бог»); «Большая Молитва» из ордена монахов, называющих себя Те, Кто Допускает Свободу и кого люди называют Те, Кто Был Отвержен; «Шаг Верблюда» из Афганистана; ритуальные движения Дервишей с чадрой из ордена «Лакум»; Церемония на смерть дервиша из Монастыря Субари в Тершазе; также танцы Воинствующих дервишей и ритуальные движения Вращающихся дервишей.

 

Танцы дервишей были исполнены мужчинами, хотя в некоторых из них незначительные партии были исполнены женщинами. Ритмы и движения были энергичные, сильные и абсолютно мужественные. К слову, создался образ мужчины как реально активной силы.

 

Наступил черед демонстраций паломничества. Нам сказали: «В Азии, особенно в Центральной Азии, редкие паломничества предпринимаются людьми, давшими обет принудительного страдания ради получения благословения или надежды на него. Они путешествуют по святым местам необычным, мучительным образом, таким как перекатывание (кувырком), ходьба задом наперед или на коленях. Мы покажем вам форму паломничества, которая принята на Кавказе и в Турции. Она называется «Измерение земли собственным ростом». Путь иногда очень долог и составляет до восьми сотен миль. Пилигрим отправляется из дома в любую погоду, возможно, неся узлы в сотню фунтов и часто держа хрупкий предмет, дар для святыни. Такие паломничества часто вызывают раны, которые, согласно западным идеям, должны приводить к заражению крови; очевидцы ни разу не обнаруживали случая, чтобы раны не заживали на следующий день».

 

Два или три ученика вышли на сцену и преклонили колени, затем растянулись на полу. Потом они подтянули ноги и встали в том месте, на котором лежали их пальцы, они повторили движения вокруг сцены. Было сказано, что великая суфийская святая Рабия, которая «хотя и женщина, была венцом мужчин», таким образом совершала паломничество от своего дома к Мекке расстоянием в несколько сотен миль.

 

«Пифия» была фрагментом, исполняемым в святилище Хударкия в Читрале. Она изображала гипнотический сон жрицы накануне нового года, предсказывающего членам святилища события, увиденные во время прихода нового года.

 

Танцы женщин представляли собой несколько подготовительных упражнений для новичков из женских монастырей и нескольких движений из их ритуалов. Я видел нечто подобное в Северной Индии и в Китае, но никогда не видел ничего сравнимого с тем очарованием, грацией и шармом, что были здесь. Названиями были «Священный гусь», «Потерянные Любови», «Молитва», «Вальс» и так далее. В то время как дервишские танцы выражали активные мужские качества отваги и мужественности, женские –пассивные женские качества нежности и женственности.

 

Коронная часть вечера для меня настала во время Движений, называемых «Большая семерка» или «Большая группа». Они были из расположенного близ горы Арарат религиозного ордена «Айзор», христианской секты с оттенком суфизма. Серии математически построенных движений были основаны на очень древнем символе, эннеаграмме, как, например, Движение Pure Essenes, которое было создано за сотни лет до Христа.

 

Этот вечер навеял мысли и чувства, взволновавшие меня, напомнившие мне через ассоциации о прожитом эмоциональном опыте – о танцах мужчин и женщин, виденных мной в Индии и Китае; о сладостном пении женщин в храмах; о барабанах; о Тадж-Махале, сфинксе и пирамидах; образах Будды; о пении хоров и громогласных звуках органа в кафедральных соборах Запада; все, что глубоко трогает меня в религии, музыке и искусстве, постепенно пробуждалось. Вот музыка «Большой Группы» началась медленным и торжественным шагом, почти предостерегающим. Волны музыки вздымались и падали, и чувство радости заполнило мои чувства; в то же время мой ум был зафиксирован на сложных движениях учеников. Но к чувству радости примешивалось чувство не грусти, но глубокой серьезности. Как будто мне что-то говорилось, и я пытался понять – письмена, которые я пытался расшифровать. Затем, когда музыка поднялась до триумфального крещендо, свет погас. Это, чувствовал я, то, что я всегда искал. Здесь то, за чем бы я отправился на поиски на край Земли. Здесь конец моих поисков!.Это была ясная убежденность, без частицы сомнения, и с того времени до сегодняшнего момента сомнения ни разу не посещали меня.

 

Во время паузы после «Большой группы» мне не хотелось разговаривать. Вокруг не было больше ленивой болтовни, люди разговаривали сдержанно. Также они были озадачены тем, что Движения никак не подходили под категории известных им танцев.

 

После паузы Орейдж вернулся на трибуну и стал говорить об упражнении «Стоп!». Он сказал: «В этом упражнении ученики по команде «Стоп» должны остановить всякое движение. Команда может последовать в любом месте в любой момент. Что бы ни делал ученик, во время ли работы, отдыха или еды, он должен остановиться тотчас. Мускулы должны остаться напряженными, его выражение лица, улыбка, взгляд остаются зафиксированными в том состоянии, в котором команда застигнет его. Полученные позы используются новичками для ментальной работы, для оживления интеллектуальной работы, в то время как развивается воля. Упражнение «Стоп!» не дает новых поз; это просто прерванное движение. Обычно мы занимаем наши позы настолько бессознательно, что не замечаем, какие позиции занимаем между позами. С упражнением «Стоп!» переход между двумя позициями делится пополам. Тело, приостановленное внезапной командой, вынуждено остановиться в позиции, в какой оно никогда не останавливалось. Это позволяет человеку лучше наблюдать себя. Он может увидеть себя в новом свете; он может ощущать и чувствовать себя по-другому и таким образом разорвать порочный круг автоматизмов.

 

Произвольность наших движений – это иллюзия. Психологический анализ и изучение психомоторных функций, как утверждает система Гурджиева, показывают, что каждое из наших движений, добровольных или автоматических, – это бессознательный переход из одной автоматической позиции к другой, выбираемой человеком среди позиций, открытых ему в соответствии с его личностью; и число позиций совсем невелико. Все наши позиции механистичны. Мы не осознаем, насколько тесно связаны между собой наши три функции: движение, эмоции и ментальность. Они зависимы друг от друга; они вытекают друг из друга; они в постоянном взаимодействии. Когда меняется одно, меняется и другое. Позиция вашего тела сообщается с вашими чувствами и мыслями. Перемены в ваших чувствах создадут соответствующие перемены в вашем ментальном мироощущении и в вашей физической позе. Таким образом, если мы желаем изменить наши привычки ощущений или привычные формы мышления, сначала мы должны изменить наши привычки в позах. Но в обычной жизни для нас невозможно приобрести новый набор физических поз; автоматизм мыслительного процесса и привычные движения воспрепятствуют этому. Мыслительные, чувствительные и двигательные процессы в человеке не просто взаимосвязаны, так сказать, все три из них вынуждены работать в замкнутом круге автоматических привычных поз. Метод подготовки человека для гармоничного развития, разработанный в Институте, помогает ему освободить себя от автоматизмов. Упражнение «Стоп!» сопутствует этому. Физическое тело, будучи удерживаемым в непривычной позиции, позволяет тонким телам эмоций и мыслей принять другую форму».

 

«Важно помнить, что внешняя команда необходима для того, чтобы принести волю в процесс, без которой человек не может удержать кратковременную позицию. Человек не может приказать себе остановиться, потому что воле слишком тяжело сдвинуть объединенные позиции трех функций. Но исходящая извне команда «Стоп!» играет роль ментальных и эмоциональных функций, чье состояние обычно определяется физической позицией; и тогда физическая позиция, не будучи в состоянии привычного рабства ментальных и эмоциональных позиций, слабеет и соответственно ослабляет другие позиции; это позволяет нашей воле улучить момент для управления нашими функциями».

 

В этот момент Гурджиев поднялся на сцену, и я получил возможность разглядеть его поближе. Он был одет в темный пиджачный костюм и черную фетровую шляпу; человек, очень крепкий физически, еще и светотень у его ног напоминала тигра. Он с полуулыбкой смотрел на публику, пронзая нас всех блеском своих острых темных глаз. Он не подходил ни под один из знакомых мне типов людей: безусловно, не «мистический» тип, не йогин, не философ, не «мастер», он мог быть человеком, предпринимающим археологические экспедиции в Центральной Азии.

 

Ученики собрались на одной стороне сцены, Гурджиев бросил что-то в воздух, ученики бросились ловить это. Он крикнул: «Стоп!» И, как по волшебству, группа уподобилась статуям в различных позициях. Прошла минута или около того. «Довольно», – произнес Гурджиев, и все расслабились и разбрелись. Упражнение воспроизводилось несколько раз.

 

После этого пришли Хороводы – народные и деревенские танцы. Мадам де Гартман поднималась на трибуну перед каждым танцем, чтобы дать разъяснения в нескольких словах. Она начала со слов: «Практически у всех народностей Азии есть свои собственные танцы. Институт собрал более двухсот из них. Первым из тех, которые мы покажем, будет тот, который обычно танцуют молодые девушки, он пришел из округа Кумурана в Турции, хотя его корни лежат в Древней Греции, и позиции танцоров в нем поразительно напоминают конструкции древних урн и ваз». Они действительно напоминали, а живая мелодия, должно быть, игралась на флейтах Пана. За ним последовал танец урожая из оазиса Керии, исполненный мужчинами и девушками вокруг женщины.

 

Танец тикинов из Транскаспии был из Фестиваля ковров. У тикинов из различных районов был обычай приносить ковры, сотканные за год, в определенный город и праздновать. Ковры объединялись и спрессовывались так, что только яркие волокна шерсти были видимы. Способов прессования было множество. В Корас-сане, к примеру, на разложенных коврах проходили скачки верблюдов. В Персии их раскладывали на улицах для передвижения людей, верблюдов и ослов. Тикины, чьи ковры были признаны лучшими, раскладывали их и по ним притопывали в такт музыке.

 

После народных танцев наступили «Ручные работы». Мадам де Гартман сказала:

 

«Эти упражнения из серии ритмической работы Института, т.е. ручные работы представлены ритмически. На Востоке было распространено, что музыка исполнялась во время различных видов ручного труда, чтобы увеличить производительность. Как известно из манускриптов, множество колоссальных сооружений Древнего Востока было сооружено под аккомпанемент музыки. Обычай жестко поддерживается в истоках Пиании и в оазисе Керии и в других местах. Когда работать в полях уже нет возможности, сельские жители собираются в больших домах во время зимних вечеров и работают над различными задачами под звуки музыки. Наблюдения, сделанные в Институте Гурджиева за групповой работой под ритмическую музыку, показывают, что продуктивность возрастает в пять-двадцать раз, по сравнению с людьми, работающими в одиночку. Сейчас мы покажем три группы:

 

1. Чесание шерсти и прядение нити.

 

2. Шитье обуви и вязание носков.

 

3. Ткачество ковров».

 

Рабочие движения, выполненные под музыку и своего рода напеванием учеников, очень заинтересовало меня, потому что на перчаточной фабрике в Девоншире я наблюдал за работой девушек: одна запевала народную песню, а другие поддерживали ее тихим напеванием. В Японии и Китае я привык видеть кули, выполняющих монотонную работу, тянущих канаты, двигающих грузы во время пения в хоре; они действительно наслаждались работой. И мне ничего не оставалось, как сравнить это со способом, которым я привык трудиться в Новой Зеландии, неделями копая столбовые ямы и подвергаясь другому тяжелому труду, страдая от невозможной скуки. Еще пятьдесят лет назад рабочие ритмы использовались во всех концах света, даже в Англии. На кораблях матросские песни распространялись с энтузиазмом. В Германии, до Первой мировой войны, на фабриках экспериментировали с музыкой; в Англии были попытки музыкального радио. Но ни в одном случае не получилось роста производительности; отсутствовал ритм. На фабрике моего отца работа выполнялась вручную, и всякий раз, когда девушки начинали петь вместе самопроизвольно, работа выполнялась лучше и в большем объеме. Теперь все это, кажется, исчезло под планированием и автоматизацией. Человеческий ритм в работе, вещь инстинктивная и эмоциональная, был вытеснен нечеловеческим ритмом машин и конвейерных лент. Глубокая инстинктивная потребность остается неудовлетворенной, и это приводит к стремлению к отклонениям и даже преступлениям.

 

После второго интервала настал черед последней части программы: «трюки», «полутрюки» и «действительно сверхъестественные явления». Орейдж сказал:«Теперь мы представим некоторые из так называемых «сверхъестественных явлений», также изучаемых в Институте. Господин Гурджиев делит такие явления на три категории: трюки, полутрюки и действительно сверхъестественные феномены. Трюки создаются искусственно, исполнитель притворяется, что они – результат каких-то источников натуральной силы; полутрюки, такие как нахождение предметов с завязанными глазами, не создаются при помощи ловкости рук; третья категория, действительные феномены, основываются на законах, которые официальная наука не может объяснить.

 

Для примера давайте возьмем популярный трюк – нахождение спрятанных предметов. Что-то спрятано неизвестно кем, однако человек с завязанными глазами находит это посредством удержания руки человека из аудитории. Аудитория верит, что ищущий читает мысли другого человека. Это заблуждение. В действительности явление происходит без трюка по части исполнителя и не имеет ничего общего с передачей мысли. Это происходит из-за рефлексии нашей мускульной системы на наш эмоциональный опыт. Так как существует мускульная реакция в виде расслабления и сокращения на малейшие вибрации нашего тела, становится возможным при длительной практике почувствовать самые слабые вибрации, они присутствуют даже у самых бесстрастных, даже если человек пытается подавить эти вибрации. Рука, которую держит человек с завязанными глазами, бессознательно сообщает о знании ее владельцем места сокрытия; эта тонкость – почти незаметные перемены – язык, который медиум интерпретирует сознательно, если он сведущ в законе, инстинктивно, если он несведущ в нем – ведет его к разгадке, где спрятан предмет.

 

Подобные явления, произведенные с помощью законов, отличных от тех, к которым они приписываются и в то же время не искусственных по своей сути, Гурджиев называет полутрюками.

 

Третий класс явлений включает те из них, которые имеют в основе своего проявления законы, не объяснимые официальной наукой: действительно сверхъестественные явления. Они не имеют ничего общего со спиритуализмом, призраками и тому подобным. Это эксперимент реакции низших сил на толчки высших сил; или реакции людей на низшем уровне на что-то, исходящее из высшего уровня. Изучение этого класса явлений организовано в Институте очень серьезно и в соответствии с методами западной науки. Не все из учеников допускаются к этому. Необходимы три условия. Первое – обширное и глубокое знание в некоторых особых направлениях; второе – природная стойкость и скептический ум; третье и наиболее важное – необходимая предварительная гарантия будущей кредитоспособности ученика, чтобы убедиться, что он, таким образом, не использует полученное знание для удовлетворения эгоистических целей.

 

Что касается трюков, то их изучение считается необходимым и для будущих исследователей истинных явлений и для каждого ученика Института и станет не только отличительным признаком человека, свободного от большинства предрассудков, но также будет представлять в нем способность к критическому наблюдению, необходимому для изучения действительных феноменов, которые требуют совершенно беспристрастного отношения и суждения, не обремененного укоренившимися верованиями.

 

Среди присутствующих учеников есть некоторые, кто работал длительное время и уже знаком с этим феноменом. Есть также и молодые ученики, далекие от понимания этого. И те и другие примут участие в эксперименте.

 

Феномены этим вечером будут даны так, как если бы все происходило естественно в ходе представления, однако в реальности они будут состоять их трех видов – трюков, полутрюков и действительных сверхъестественных феноменов. Но их классификацию предоставьте вашему процессу распознавания.

 

Первым будет, – продолжал Орейдж, – упражнение на память, на запоминание слов. Несколько учеников пройдут среди вас и соберут слова, которые могут быть на любом языке. Несмотря на то что мы можем запомнить и повторить вплоть до четырех сотен слов за один присест, мы возьмем только сорок, дабы не утомлять вас. Этого достаточно, чтобы описать идею возможности развития памяти в очень сжатые сроки. Это должно проиллюстрировать, что в гурджиевской системе обучение редко бывает прямым, оно почти всегда косвенное. В уме должно обрисоваться, что все упражнения созданы для развития быстроты разума и внимания, которые опять-таки имеют своей целью фундаментальную цель гармоничного развития ученика. Для развития памяти не дается никаких специальных упражнений; результат вытекает из общей работы и упражнений, которые содействуют развитию всего человека».

 

Около сорока слов было собрано в аудитории и затем зачитано один раз ученикам на сцене, которые затем начали повторять их; и, насколько я мог понять, большинство из них повторили слова правильно, несмотря на то, что многие из слов были очень странными. Затем мадам де Гартман, сидящая в аудитории, произнесла: «Теперь, если вы дадите мне несколько чисел, я передам их с помощью внушения ученикам». Она повернулась к ученикам, которые были на сцене, и через несколько минут они начали повторять числа, которые были даны.

 

Она продолжала: «Следующее упражнение будет заключаться в передаче названий или формы предметов на расстоянии через представление. Мы попросим вас показать или назвать ученицам, сидящим среди вас, предмет, который на вас есть. Название или форма его затем будут предложены учениками на сцене».

 

На мне была часовая цепочка с маленькими, редкими нефритовыми часиками «Тики», которые я приобрел в Новой Зеландии. Я показал цепочку мадам де Гартман, и ученики дали узнаваемое её описание.

 

Когда все закончилось, господин де Гартман сказал: «Теперь я попрошу вас предложить тем же ученикам название любой оперы, которая когда-либо существовала в какой-либо части Земли. Мадам де Гартман передаст его мне, и я сыграю отрывок из этой оперы. Между тем я попрошу сидящих в первом ряду сохранять тишину». Затем он наиграл отрывки из нескольких опер, о некоторых из которых я никогда не слышал.

 

Все это время внимание аудитории было приковано к сцене. Люди были совершенно озадачены. Теперь господин де Зальцман пришел с мольбертом и большими листами белой бумаги, и мадам де Гартман снова села к зрителям. Орейдж сказал: «Мы просим вас предложить тем же путем любое создание, от мельчайших микробов до огромных чудищ, существующих или доисторических – рыбу, животное или птицу, ученикам, сидящим среди вас. Мадам де Гартман передаст его художнику на сцене, и тот нарисует его».Господин де Зальцман затем набросал животных и др. с удивительной быстротой и точностью. На этом вечерние представления, длившиеся около четырех часов, подошли к концу.

 

Трюки и полутрюки полностью сбили меня с толку. Как «шоу» они были гораздо более сложными, чем многие из виденных мною шоу профессионалов. Я бы подумал, что они прошли курс магии; но я был немного успокоен, а точнее, удивлен, увидев среди учеников двух людей, состоящих вместе со мной в «Клубе 1917» в Лондоне. Но все равно это выглядело как магия; и, как я открыл, это и была магия – но реальная магия.

 

Когда мы поднимались, чтобы уйти, я вспомнил, что не было демонстрации «реального феномена», и я удивился, почему. Гораздо позже, многому обучившись, я понял, что там присутствовала действительно очень определенная демонстрация реального феномена.

 

(из книги Oriental Suite)

Back To Top